"Павел Вежинов. Весы" - читать интересную книгу автора

себя. Это, конечно, было не научной или моральной концепцией, а, скорее,
простеньким и несложным взглядом на жизнь. Человек не имеет права
оправдываться чем-либо, кроме самого себя. И рассчитывать на что-либо, чего
не сотворил сам, - тяжкими усилиями или прегрешениями.
Я не хотел спорить, хотя знал, что она не права. Я сознавал это всем
своим существом несчастного человеческого обломка. Скорее, в силу чувства,
чем разума или логики, я стремился слиться с чем-то целым, непрерывающимся,
с некой системой сущностей и реакций, бытующих не годы, а века или, может
быть, тысячелетия. Я еще не знал, как получается эта цепь, - сцеплением
случайностей или в силу железной необходимости. Как бы там ни было, мне не
все равно, стреляли эти пистолеты или нет и по ком стреляли; сердце
верующего или равнодушного билось под золотой епитрахилью; мне не все
равно, - и это особенно важно, - отчего погиб мой несчастный отец, от
чувства вины ли, по доброте ли, по глупости, или в этом он нашел для себя
некое избавление.
Мои далекие прадеды действительно были углежогами, делали древесный
уголь для ловечских и троянских торговых и ремесленных рядов. По шесть и по
восемь месяцев в году они сидели в горах, в лесной глуши, возвращались в
Брестник только на зиму и заводили шумные свадьбы и еще более шумные
переполохи и крамолы. Их острые топоры, их огромные пистолеты держали в
страхе и трепете всю деревню. Даже немногочисленные турки обходили их
стороной. Жен они себе брали обыкновенно из других деревень, с соседями не
общались и не дружили. Говорят, что были они зажиточны, но и дома у них были
цыганские, неприглядные. Ни один из этих домов не сохранился ни в деревне,
ни в ее памяти, не считая нашего дома.
Истинный наш род начинается с моего прадеда. Он один изменил семейной
традиции и стал учителем. В сущности, его школа была первым килийным
училищем не только в селе, но и во всей округе с ее хуторами. Он эту школу
основал, он ее выпестовал, отдал ей, что называется, всю душу. По характеру
он был человек угрюмый и замкнутый, но женился на самой красивой девушке в
деревне, к тому же и самой богатой. Рассказывают, что он умер от плохой
болезни, по-моему, от туберкулеза, как ни мало вероятна такая смерть для
сурового горца. Это было в те годы, когда Левский скитался по нашим краям,
как гласит семейное предание; к этому времени большой наш род начал
распадаться, народ разъехался по всей стране кто куда, иные даже в Анатолию
и Стамбул.
Один из сыновей прадеда, самый старший, уехал учиться в Россию. Судя по
всему, это был горячий человек фанатического характера. Вместо того, чтобы
после ученья вернуться в Болгарию, где его уже ждали, он, к всеобщему
удивлению, ушел в один из новгородских монастырей, где и провел лет пять или
шесть. Началась Освободительная война. Мой дед скинул камилавку и пошел в
армию в качестве переводчика. Когда война кончилась, один из его
покровителей рукоположил деда в сан Средецкого владыки. Просвещенный человек
и патриот, он принимал весьма деятельное участие в работе. Первого
учредительного собрания, которое приняло так называемую Тырновскую
конституцию. Несмотря на церковный сан, дед отличался крайним либерализмом и
острыми нападками на нотаблей, активным последователем партии которых стал
позднее. Его церковная деятельность оказалась недолгой и оборвалась с
отречением Баттенберга от престола. После контрпереворота Стамболова он,
активный русофил, был вынужден бежать в Россию. Через несколько лет дед