"Фрида Абрамовна Вигдорова. Черниговка" - читать интересную книгу автора

ничего не жалел. Ну, без еды мы с Таней не оставались. И вот сидим раз на
вокзале, пьем кипяток, жуем хлеб. И видим, смотрит на нас девочка. Смотрит
и смотрит, глаз не спускает. Я говорю: садись с нами. Она подошла, взяла
хлеб... Видно, не ела давно-давно, даже страшно было глядеть на нее, как
она ела. А потом мы встали и пошли, и она пошла с нами. Ничего не сказала,
просто пошла. Это Поля была. У нее родители погибли.
- Ну, а Лиза? Как вы с Лизой познакомились?
- С Лизой? - Женя отводит глаза. - С Лизой в Зауральске...
Больше он ничего не говорит, и я не спрашиваю.


***

Сначала был шум из-за маленькой Тани.
- У вас детдом не дошкольный, надо отослать девочку в Горноуральск,
там есть детдом для малышей, - заявили мне в районо.
- Тогда и мне придется уйти, я не могу ее отдать, - сказал Женя, и
каждый из нас понял: уйдет.
Я решила, что в крайнем случае возьму ее к себе, - где трое ребят, там
и четвертому найдется место. Но заведующая роно Калошина сказала:
- Ладно, сделаем вид, что ей восемь лет, вашей Тане. Но зато у нас к
вам просьба, Галина Константиновна: возьмите под свое крылышко еще десять
человек. Отбились от своего дома в пути, во время бомбежки. Директора
убило, основную массу пристроили в Горноуральске, остались вот эти. Не
скрою, детдом режимный, дети с прошлым, но у вас опыт, вам не привыкать.
Слушая ее, я почувствовала, что страх перед будущим охватил меня с
новой силой. Какой там опыт? Это у Сени был опыт, а я...
Их привели на другой день: десять мальчишек в серых брюках, в серых
ватниках, серых ватных шапках-ушанках. Я сразу приметила одного: угрюмое
лицо, тяжелая челюсть, низкий лоб, широкий, приплюснутый нос. Да разве я
справлюсь с таким?
Среди этих новых была маленькая, лет одиннадцати, голубоглазая
девочка. Я вопросительно посмотрела на Калошину, и она, смущенно улыбаясь,
сказала:
- Это заодно уж, заодно, а? Прислали из Орловской области, ума не
приложу, куда ее девать, уж возьмите, Галина Константиновна. И зато никаких
больше разговоров о Тане.
Петр Алексеевич сказал:
- По-моему, это самоубийственный шаг. У нас голодно, холодно, а может
стать еще голодней. Эти новые - такой народ, они не потерпят лишений, они
привыкли брать жизнь за глотку. Что вы будете с ними делать?
- Не "вы", а мы, - заметила Ира Феликсовна.
- Прошу прощения, - сказал он угрюмо. - Я ведь не верю в этот
возвышенный постулат: ищи в человеке хорошее, и он станет хорошим. Это,
знаете, литература, прекрасные идеалы. Горький там, Макаренко... Не знаю,
помните ли вы, как тургеневский Пигасов говаривал: если женщине три дня
кряду твердить, что у нее на устах рай, а в глазах блаженство, она на
третий день в это поверит. Вы с Галиной Константиновной исповедуете
какую-то пигасовскую педагогику: тверди человеку, что он хорош, он и станет
хорош. С чего вы взяли?