"Энрике Вилла-Матас. Такая вот странная жизнь " - читать интересную книгу автора

Мальчишка снова рухнул на землю и стукнулся головой о камень, так что у него
лопнула барабанная перепонка еще и в правом ухе.
Когда юный красный шпион с лопнувшими барабанными перепонками смог
наконец приподняться, Гедес с помощью знаков постарался ему объяснить, что
тот очень скоро будет отправлен в мир иной, в мир немых и глухих, и больше
никогда в жизни не услышит ни одного человеческого слова. И что с этого
самого дня тот будет самым безвредным шпионом на свете.
- Мало того, - закончил Гедес с противной ухмылкой, с очень мерзкой,
надо заметить, ухмылкой, - я постарался объяснить бедолаге, что, когда его
поведут на казнь, он и тогда ничего не услышит, зато легко вообразит себе
свист пуль, готовых впиться в его детское тело. Вы и представить себе не
можете, какую он скорчил рожу. Нет ничего смешнее шпиона, который оглох и
больше ни звука не слышит - все равно как футболист без мяча. Я решил, что
больше мне тут делать нечего, и поспешно шагнул через порог, чтобы выйти на
улицу Дурбан, где дождь лил как из ведра - я мгновенно промок до нитки и
вынужден был вернуться в парикмахерскую. Я глянул на Гедеса. Было совершенно
очевидно, что он редкая мразь.
- К вашему сведению, пули не свистят, такое бывает только в романах, -
сказал я.
- А, так вы еще не ушли? Я, по видимости, ранил нежную душу сеньора
сочинителя...
- Да, ранили. Мне отлично известно, что на войне случаются страшные
вещи, но похваляться этим... Как можно? Вы ведь с особой гордостью
живописуете, как погубили мальчишку...
- Вы вроде уже расплатились? Вот и топайте отсюда, и чтобы духу вашего
здесь больше не было. Ненавижу красных... К тому же я все никак не могу
сообразить, чего это вы в моей парикмахерской вынюхиваете? Но в любом случае
запомните: не на того напали, ищите дураков где-нибудь еще.
- А чего их искать, если один и так стоит прямо передо мной. Если вы
уверены, что пули свистят...
- Я вам вот что сейчас скажу. Те пули и взаправду свистели. И такое
тоже в жизни бывает. Те пули по-настоящему свистели. И одна пуля попала
мальчишке прямехонько в левое ухо. А я, когда его добивал, когда он уже
валялся на земле, пустил ему еще одну - в правое, чтобы, значит, всю голову
разворотить.
Если бы Гедес после этого не загоготал - злобно и с наглой издевкой, -
наверное, ничего бы не произошло. Но его фашистский смех, его презрение ко
всему и вся, его ненависть ко мне - все это вместе взятое привело меня в
бешенство. К тому же я и так пребывал не в лучшем состоянии духа - сильно
нервничал, потому что никак не мог решить, как держать себя, встретившись с
Роситой. Да, я вспылил, я не смог совладать с собой. Сперва я медленно и
беззвучно зашевелил губами, чтобы он подумал, будто я что-то говорю, мне
хотелось, чтобы он наконец-то понял, каково это - быть глухим. И когда Гедес
переспросил, что я сказал, я, набравшись храбрости - той самой храбрости,
которой мне всегда недоставало, например, чтобы нынче же вечером исполнить
самое заветное свое желание и убежать с Роситой, - сказал ему, что он
мерзавец и сволочь, каких свет не видывал.
Храбрость. Мне тут же захотелось забыть о том, что я сделал и произнес
миг назад, забыть о том, как храбро я бросил оскорбление в лицо этому
фашисту. И я на какое-то время отрешился от происходящего, задумавшись о