"Джоан Виндж. Пешка ("Кот" #2) " - читать интересную книгу автора

едва слышный шепот, монотонная невыразительная песня иглой впились в мозг. Я
попытался убедить себя, что это шалит мое воображение: изуродованный мозг
чувствует нечто вроде фантома, так иногда у калеки болит отрезанная нога. Но
ничего не вышло.
Я знал то, что знал. Зудящее жужжание сопровождало меня всюду: вдоль по
извивающимся кричаще-ярким улицам, где люди медленно кружились в водовороте,
лишь притворяясь, что куда-то идут; в безмолвное сумрачное обмякшее тело
музейного комплекса и обратно; в бар; в сверкающий металлом гостиничный
туалет. Настроенное на электромагнитный идентифицирующий код моего мозга,
оно следило за мной, только за мной, не отрываясь, как снайпер от жертвы, ни
на секунду. Я хотел было вернуться на борт "Дарвина", но даже стены корабля
не спасли бы меня. Не было, черт возьми, никаких оснований, чтобы кому-либо
понадобилось меня вычислять. Может, просто ошибка - сигнал предназначен для
кого-то другого, а это - лишь отраженный вызов... Если кто-то хочет
связаться, то где ж они? Почему бы им не объявиться? Почему как тени идут за
мной, хотя вокруг полным-полно других мишеней в дурацких попугайных
одеждах...
- Кот! Эй, Кот!
Я обернулся; мои кулаки сжались, как только я узнал голос. Сразу же
вспотели ладони; я с трудом разжал пальцы.
Киссиндра Перримид. Полдюжины ее каштановых косичек плясали над
воротником рубашки цвета хаки, оттеняющей улыбающееся сливочное лицо.
Я остановился, ожидая, пока лениво обтекающая меня толпа не вынесла ее
на мою сторону. "Хм, Кисс"*. [Игра слов: Kiss (уменьшит. от имени Kissindre)
и kiss (поцелуй). Здесь и далее примечания переводчика.] Ее уменьшительное
имя всегда вызывало у меня улыбку.
Я засунул руки в карманы джинсов.
- Рад тебя видеть, - сказал я, на этот раз имея в виду именно то, что
сказал.
Неужели? - спрашивало ее лицо с тем смешанным выражением робости и
попытки-не-уставиться, которое, когда бы мы ни встретились, превращало нас
обоих в дурачков, и мы начинали вести себя как несмышленые маленькие дети.
Мы с ней прошли полдюжины миров вместе с пятью сотнями студентов
Космического университета, но я никогда по-настоящему не дружил с ней - не
больше, чем со всеми остальными. Она стажировалась как преподаватель, потому
я немного боялся Кисс и часто не знал, как начать разговор. Кисс была
богатой и хорошенькой и таращилась сейчас на меня, а это только ухудшало мое
положение, поскольку то, что заставляло других держаться от меня подальше,
ее, наоборот, привлекало. Я говорил не так, как они, одевался иначе. И
пришел-то совсем из другого места. У меня узкие зрачки, не такие, как у
других студентов, лицо тоже не как у людей - лицо полукровки, беспородного.
Я никогда ни с кем не обсуждал свою внешность, но легче от этого не
становилось.
Все это, как магнит, тянуло Киссиндру ко мне, тогда как другие при
встрече со мной становились похожими на устриц, захлопывающих створки
раковин при малейшей опасности. Я знал, что Кисс нарисовала мой портрет на
полях своего светящегося блокнота, будто считала меня чем-то примечательным
или красивым - ископаемым или пейзажем, которые она так же тщательно
зарисовывала легким блестящим карандашом. Я не знал, кем я был для нее, да и
она, если и знала, то не говорила; поэтому рядом с ней я всегда чувствовал