"Анатолий Виноградов. Черный консул [И]" - читать интересную книгу автора

серебряную статую святого Роха, и безвестный депутат, указывая на малое
количество вооружения для революционного народа, произнес замечательную
речь:
"Различные братства являлись при прежней власти звеньями жреческой
цепи, способствовавшей закабалению народа. Мы разбили эти звенья и
присоединились к великому братству свободных людей. Мы призывали святого
Роха против политической чумы, так сильно опустошившей Францию: но он не
внял нашему зову. Тогда мы подумали, что его молчание зависит от его
формы, и вот мы принесли его вам, чтобы вы превратили его в звонкую
монету. В этой новой форме он безусловно поможет истребить зачумленную
расу наших врагов".
Быстрый трибунал приговорил к смерти швейцарцев, стрелявших с тылу, со
ступеней Тюильри. Командир этих наемных, палачей революции, майор Бахман,
кутается в свой красный мундирный плащ и равнодушно смотрит на толпу
парижан, пожирающих его взглядами ненависти. Бахман попадает на гильотину,
двести двадцать его спутников подвергаются иной казни под пиками
сент-антуанских рабочих. Толстый, здоровенный, плечистый поп, аббат Барди,
монархист, братоубийца и содержатель притонов, выскочив из камеры,
отшвыривает могучими руками своих конвоиров и вступает в единоборство с
толпой. Разрывая сутану, подбрасывая тяжелым сапогом то одного, то другого
из нападавших на него парижан, он пускает в ход локти, надкусывает горла,
расшвыривает людей ногами. Через минуту около него было свободное
пространство, но вскоре длинная пика вонзилась ему под нижнюю челюсть, и
он упал навзничь, все еще не подпуская никого и судорожно обороняясь
ногами.
Бонапарт, вглядевшись внимательно, заметил человека в сером плаще и
серой шляпе, он, также не принимая участие, выступал в роли созерцателя
этой борьбы. Ретиф де ля Бретонн жадно смотрел и слушал. Рядом с ним стоял
молодой рабочий и говорил:
- Не нынче-завтра пруссаки ворвутся в Париж и штыки Брауншвейгского
герцога будут нанизывать нас, как каштаны на вязальную спицу. Надо как
можно скорее очистить тюрьмы от попов, контрреволюционеров и аристократов,
иначе вся эта орава завтра же раздавит наш рабочий Париж.
Разъяренные контрреволюционные деятели, дворянская прислуга, которая
после отъезда господ с успехом выполняла должности шпионов, быстро
приспособилась, проводя свои лакейские замашки в политической конспирации,
замашки, свойственные старым камеристкам, графским парикмахерам,
счетоводам королевского парфюмера, пострадавшего после прекращения
колоссальной выделки пудры на сумму в двадцать четыре миллиона ливров
ежегодно. Служки епископов, монашки-сплетницы, сводни-комиссионерки,
сводившие и разводившие молодых и старых господ "хороших семей", - вся эта
многочисленная орда ханжей и лизоблюдов, кормившихся у господского стола,
теперь продавала революционную Францию оптом и в розницу, разыгрывая из
себя "угнетенных старого режима". Эти люди быстро организовывали тайные
союзы, превосходящие революционностью своих воззрений вождей Якобинского
клуба и старых рабочих секционеров, бывших комиссаров фронтовых частей.
Они вообще проявляли чрезмерную лояльность по отношению к революции. Но,
однако, эта лакейская сволочь ухитрилась выгнать из округов мэрий,
коммунальных учреждений и народных трибуналов честнейших и беднейших
граждан, бескорыстно служивших делу революции. Они, соединяясь втроем,