"Анатолий Виноградов. Черный консул [И]" - читать интересную книгу автора

людей в красных колпаках, в кожаных фартуках, с пиками, кольями и
топорами, с молотками, щипцами и дубинами высоко на пике на уровне балкона
показали герцогу голову принцессы Ламбаль, его невестки. Любовница герцога
отшатнулась, в полуобморочном состоянии вошла в комнату, в то время как
герцог с невозмутимым видом приветствовал толпу парижан, разгневанных
слухом об изменах, парижан, мятущихся в стремлении спасти Париж от
внутреннего взрыва контрреволюции. В своем хаотическом движении эта
мстящая напуганная парижская толпа, боявшаяся за жизнь своих детей, за
свои собственные головы, которым угрожали пули и штыки герцога
Брауншвейгского, боявшаяся за свои жилища, которым грозил пожар и
уничтожение, объявленные манифестом контрреволюционной армии, - эта
парижская толпа убивала, не желая убивать, судорожно сдавливала пальцы на
горле своих многочисленных жертв и стремилась возможно скорее очистить
тюрьмы, в которых явные изменники и предатели в силу подкупа и защиты в
Легислативе были пощажены одновременно с несколькими случайными
посетителями страшных парижских тюрем. Судорожное движение толпы, несмотря
на страшную разъяренность каждого входившего в ее состав, производило
впечатление напуганной самозащиты, а не нападения.
Мадам Бюффон сказала своему любовнику:
- Вот так понесут мою голову на пике.
Герцог сел за стол и мрачно сказал:
- Бедная женщина! Если бы она мне верила, ее голова по-прежнему была бы
цела.
Его мрачность скоро рассеялась при мысли о том, что наследство
принцессы удваивает его капитал. Герцог просчитался, так как прошло очень
немного времени перед краткими, молниеносными событиями, сделавшими
излишним всякий капитал для обезглавленного туловища гражданина Эгалитэ.
Передовой человек, поставивший у себя на шелковых фабриках первую паровую
машину во Франции, захотел быть передовым человеком в революции, но легко
было поднять и тяжело нести. Парижская толпа, которую почти никогда не
обманывает власть, которая всегда прекрасно понимала Марата, которая
всегда с обожанием смотрела на Бабефа, а в Робеспьере видела "пламенного
защитника до известной поры", - эта самая неуклюжая ремесленная толпа -
суровая, недоверчивая, изменчивая масса парижских ремесленников - сразу
раскусила господина Филиппа Эгалитэ. Само наименование, данное ему
парижской Коммуной, показывало своим подчеркиванием, что "равенство
нарушено и никогда не восстановится".
Под утро толпы народа собрались у тюрьмы Шатле и у ворот Консьержери.
Молодой желтолицый Бонапарт холодными глазами рассматривал людей, не
принимая ни в чем участия; он только смотрел. Революционный комиссар из
Коммуны быстро вывел из тюрьмы около двухсот человек, арестованных за
долги и за мелкие гражданские дефекты, и потом толпа ворвалась в ворота и
стала извлекать из камер роялистов и тех швейцарцев, которые перестреляли
столько парижского простонародья в день 10 августа, перед низвержением
короля Людовика XVI. Огромными буквами на стенах тюрьмы вырисовывались
плакаты:

"ГРАЖДАНЕ, ОТЕЧЕСТВО В ОПАСНОСТИ!"

Еще за день перед этим та же толпа внесла в Законодательное собрание