"Анатолий Виноградов. Черный консул [И]" - читать интересную книгу автора

угнетенных тружеников, которые, только теперь поднимая голову, начинают
говорить языком человеческого достоинства. Трудящийся, тот, кто волю
превращает в труд и жизнь превращает в созидание, - это благороднейшее
сословие из всех, которые когда-либо создавались человеческими обществами.
Говорить от его имени - высокая честь, и не всякий чувствует себя ее
достойным. Вот почему, несмотря на уговоры, я отказался быть мэром, когда
весь округ Парижа избрал меня на эту почетную должность. Но я не тоскую:
еще недавно владея миллионами, я стал бедняком; за пять лет военной службы
в войсках Нового света я получил патент полковника, а вернувшись, я был
комендантом крепости Меца. Знаешь, Диар, не обижайся, я сделал ошибку,
выбрав Редерна вместо тебя поверенным во всех делах графского рода. Этот
негодяй разорил меня. Пусть я живу в нищете и перебиваюсь чем угодно, -
если бы ты был на месте Редерна, я, может быть, остался бы богачом.
Теперь, с потерей миллионов золота, я получил миллиарды идейных сокровищ.
- Попробуйте поджарить картофель на ваших сокровищах, - проворчал Диар,
бросая пустой противень перед печкой. - И неужели же вы не могли при мне
не вспоминать этого негодяя Редерна? А то, что вы хвастаете потерей
титула, так вот вам: почтенный герцог Орлеанский, позабыв свое имя и титул
"высочество", написал неведомо ради чего письмо в парижскую Коммуну с
просьбой дать ему новое имя. Ну, те ему ответили, что господин герцог
Орлеанский будет отныне называться гражданином "Филиппом Эгалитэ".
Извольте-ка радоваться, хорошая фамилия - "Равенство"! Портной сделал ему
черную одежду, будто для клерка, а парикмахер подстриг его так, как теперь
стригутся приказчики парфюмерных магазинов Сент-Оноре.
Римское бронзовое лицо Сен-Симона вдруг исказилось гримасой ярости и
гнева; он даже слегка привстал.
- Послушай, Диар, зачем ты сравниваешь меня с разными дураками? Что
общего между мною - потомком Карла Великого, явившегося мне совсем недавно
во сне и сказавшего мне, что я буду так же велик в человечестве
трудящихся, как он в своем мире рыцарей и героев, - что общего между мною
и этим несчастным Капетингом, родственником Людовика Капета? И что говорит
о равенстве его новая фамилия? Если недавно говорили: каждому по рождению,
то теперь говорят: каждому по способностям, а я сказал бы: пусть каждый
получает по потребностям. А потом настанет время, когда народы земли
создадут такое общество, в котором каждый будет иметь по количеству доброй
воли, внесенной в общий труд, и по количеству своих достижений. А сейчас я
хочу спать, Диар, прекрати свою ворчню, хотя колокола, врываясь голосами
во все щели, все более и более меня тревожат. Да, я понял, в чем дело:
вот, не забудь, Диар, что сегодня воскресенье второго сентября, значит...
- Значит... - прервал Диар, - значит... по-вашему - значит, а по-моему
- не значит! Уверяю вас, что сегодня вовсе не воскресенье, а всеобщая
парижская смерть, и, судя по тому, как разгорается зарево, боюсь, что сон
ваш будет беспокойным.


Парижские толпы двигались по улицам и вдруг остановились перед окнами
Пале-Рояля. На балконе появился герцог Орлеанский, получивший теперь
фамилию Эгалите. Любовница герцога Орлеанского мадам Бюффон и несколько
собутыльников спокойно ужинали, невзирая на колокольный набат. Мадам
Бюффон последовала за герцогом. Раздались крики толпы, и над головами