"Анатолий Виноградов. Черный консул [И]" - читать интересную книгу автора

гордиться нам, что наше государство громко, на весь мир сказало о правах
человека и гражданина! Франция кликнула на весь мир: "Люди рождаются и
остаются свободными и равными в правах". Наши друзья, наши французские
друзья советовали нам обратиться в Великую ассамблею свободного народа. Мы
покинули наши Красные и Белые горы, мы собрали золото с островов, деревень
и поселков, нам обещали свободу. Мы впервые ехали по морю на корабле,
везшем цветных и черных людей, не будучи при этом плавучим кладбищем
черных рабов, как в Манеже назвал их господин Мирабо. Мы забыли, что этот
бриг "Санпарейль" только потому и назывался бесподобным, что был первым по
количеству перевезенных рабов, что сам французский король был владельцем
этой негрской плавучей гробницы. Мы впервые за всю нашу несчастную жизнь
смотрели с палубы, как белая пена взлетает до самых парусов, как птицы не
успевают садиться на реи, и под нашей африканской кожей сердце впервые
пело, как птица. Из Сен-Мало мы спешно ехали в Париж по вашим пустынным
дорогам. Мы видели, как по ночам пылают дворцы и деревни, дважды мы
слышали, как пушки били в стороне от дороги, дважды отряды вооруженных
крестьян с волнением смотрели в наши желтые дамбланши, в наши синие
кареты. Мы привезли в Париж два клада, и оба клада положили на трибуну
вашей великой Национальной ассамблеи. Вы помните, это была ночь, вокруг
нас стояли друзья: господин Бриссо, господин Траси, господин Грегуар,
господин Ларошфуко, господин Корнейль, господин Петион, господин Сийэс,
господин Лавуазье...
Марат вздрогнул, брови его сдвинулись. Он гневно закричал:
- Господин Лавуазье?.. Директор пороховых заводов! Королевский
откупщик, химик-недоучка! Первый богач Парижа, окруживший столицу Франции
стеною таможенных бойниц, налоговых бастионов!.. Ни пройти, ни проехать,
ни взад, ни вперед без того, чтобы не заплатить генеральному фермеру
господину Лавуазье... Стены в тридцать три миллиона ливров, собранных у
беднейших французов... Граждане, цветные друзья моего народа, зачем вы
произносите имя Лавуазье, этого продавца подмоченного табака и
отравленного сидра?
Биассу, обращаясь к Оже, сказал:
- Оже, мы все это помним. Если ты обращаешься к этому перекрашенному
гражданину, то...
- Ты разгорячен, Биассу, остановись! - возразил Оже. - Это не
перекрашенный гражданин, это доктор Марат, Друг народа. Первый белый,
первый француз, которого черный цвет кожи нынче спас от мести белых людей.
Биассу низко поклонился, разводя руками. Оже продолжал:
- Гражданин Марат, мы видели вас в ту ночь, вы ходили, прихрамывая,
вместе с господином Робеспьером за тесовой оградой трибун, там, где за
головами депутатов стояла публика. Мы дважды слышали ваш голос, когда в
перерывах вносили новые факелы. Дважды ваша тень покрыла меня, когда,
указывая на трибуну английского гостя, господина Юнга, сидевшего с
швейцарским гостем, господином Дюмоном, вы крикнули: "Они ошибутся, эти
стреляные парламентские волки, они ошибутся, считая голос французского
народа младенческим лепетом парижской свободы. Они еще услышат гром!".
- Не помню, - сказал Марат, - кажется, это было собрание, на котором
Камюс предложил учредить национальный архив из пергаментной дворянской
рвани. Дворяне беспокоились, что погибнут их титры, их бумажные права на
труд крестьян. Лучше бы они подумали о том, что скоро погибнут их