"Анатолий Виноградов. Черный консул [И]" - читать интересную книгу автора

снова появился в зале. Его ждал у двери Оже.
- Я хочу, чтоб господин Лавуазье подарил меня счастьем свой беседы, -
сказал он, ломая слова.
- Прошу вас, - сказал Лавуазье, приглашая мулата в маленькую гостиную.
Оже заговорил не сразу. Лавуазье вдруг испугался. Он понял, что мулат
приехал недаром, что в нем, в Лавуазье, нуждаются не как в случайном
представителе "Общества друзей чернокожих".
- Господину Лавуазье известно, - начал Оже, словно выдавливая из себя
слова, - что мы живем в доме Шельшера, нашего большого друга, который
немало сделал добра для цветных людей.
Лавуазье кивнул головой. Оже с расстановкой заговорил снова:
- Вчера сестру господина Шельшера погребли на кладбище. Это была чудная
девушка, наш провожатый и хранитель в этом страшном Париже. Она ухаживала
за больным Туссеном. Вчера мы узнали, что она умерла не просто. К Туссену
неизвестное лицо прислало аббата, желавшего приобщить Туссена как
умирающего. Туссен отказался принять аббата. После его ухода сестра
Шельшера обедала с нами и выпила глоток воды из чашки, стоявшей на столе
больного. Через час она упала с лестницы и не встала. Ее мертвой, с
посиневшими веками и скрюченными руками, принесли в покои брата. Я вылил в
этот флакон остатки воды: узнайте, что это такое?
Оже осторожно передал химику флакон с этикеткой королевского
парикмахера Субирана. Лавуазье поставил флакон перед собой на белый стол
и, едва сдерживая негодование, сказал:
- Я думаю, что один из нас сошел с ума. Мало ли от чего могут умереть
молодые девушки. Не для того ли вы приехали с вашего острова, чтобы
клеветать на парижских аббатов, приходящих к людям с самыми чистыми
намерениями?
Оже встал и, поклонившись, направился к двери. Стеклянный флакон с
совершенно прозрачной жидкостью стоял на мраморном столике. Лавуазье
отвинтил фигурную пробку и понюхал жидкость. Она была без запаха.
- Этот мулат сумасшедший, - тихо прошептал Лавуазье.
Поздно ночью, когда мадам Лавуазье улеглась, она, как счетовод,
подытожила все впечатления дня, начиная от перебранки с госпожою Лефоше по
поводу незаконно развешанного белья и кончая спорами с Ларошфуко о
пропорциях селитры в новом порохе. Мадам спокойно засыпала в белом чепце
на белоснежной постели.
Осторожно и мягко постучал в дверь Антуан Лавуазье. Эти посещения были
чрезвычайно редки. Мадам Лавуазье-зажгла свечи, и по нахмуренному лицуй по
костюму господина Лавуазье она убедилась, что он еще не отдыхал. Антуан
Лавуазье заходил по комнате большими шагами, от которых воздух заколыхался
в комнате. Пламя свечей ответило на эти колыхания неверными колебаниями, и
огромная тень химика, с длинной шеей, горбатым носом и буклями, размахивая
руками, забегала по стенам, ломаясь в углах, вырастая до карниза потолка,
прыгая по мебели, перебегая по письменному столу с неубранными бумагами.
"Опять бессонница, - подумала госпожа Лавуазье. - Прошлогодний взрыв
эссонского пороха с ожогами и с вылетом Антуана в окно не прошел для него
бесследно".
Трещали свечи. Комната казалась желтой. Тоска была в душе утомленного
ученого. И вовсе не пороховой взрыв был причиной этой бессонницы.
- Послушай, Литтль, - сказал Лавуазье, называя жену всегда одним и тем