"Анатолий Виноградов. Черный консул [И]" - читать интересную книгу автора

ставший другом "Друга народа". Хорошие друзья народа!
- А я чту Марата, дорогие собратья, - сказал вдруг тихим голосом Ретиф
де ля Бреттон.
Обиженный Дидо быстро уходил, Фурнье тоже простился. В комнату, где
сидели Оже и Франсуаза, вошел Ретиф де ля Бретонн.
- Ах, это вы, господин Оже, - сказал Ретиф, осклабившись, - парижская
зима заставляет и вас побледнеть, я вижу.
Оже сверкнул глазами, услышав, эту шутку, так назойливо повторяемую
парижанами в разговоре с цветными людьми.
- Вы не находите, что поздний час? - спросил Ретиф, обращаясь к Оже
довольно грубо.
- Да, нахожу, - сказал Оже, встал и, не прощаясь, вышел.
На лестнице его догнала Франсуаза. Она держала платок, забрызганный
слезами, и говорила:
- Не сердитесь, он всегда такой тяжелый. Разве это может иметь для вас
какое-нибудь значение?
Оже остановился и сказал:
- Не сержусь, мне сейчас не до того. Если бы я не боялся рисковать
вашей жизнью, я предложил бы вам уехать со мной, но теперь... - Оже
задумался и повторил: - Но теперь я должен вдвойне поберечь вас. Может
быть, настанет другое время и мы осуществим наш замысел, а сейчас я уже не
принадлежу себе.
У Франсуазы дрожали руки, язык ей не повиновался: она могла сказать
только одну фразу:
- Не думайте покидать Париж, не повидавшись со мной.
Оже два раза прошел мимо освещенных окон дома Массиака. На условный
стук у калитки, над которой свисали ветви каштановых деревьев, вышел
маленький негр и сказал:
- Не здесь, а в предместье.
В предместье Сент-Оноре, в богатом отеле господина Массиака, сошлись
семнадцать богатейших владельцев французских плантаций на Антильских
островах. Тут были четыре брата Ламета, один из которых ораторствовал в
Национальном собрании. Тут были внуки Эснамбука, дававшего когда-то деньги
французским королям и кардиналу Ришелье, рядившего свою челядь так, как не
мечтал король-солнце одевать своих миньонов и министров. Тут был
вульгарный прихвостень угасающих аристократов аббат Мори, запасавшийся
письмами знаменитых особ и при жизни стряпавший себе архив несуществующих
подвигов и фальшивых дел. Но самое главное, тут был господин Массиак,
остробородый, с сивыми волосами, слезящимися глазами, хилый,
сладострастный и злой. Он кричал:
- Эти нищие на самом деле задумали обездолить нас своими глупостями в
Национальном собрании! Я уверен, что бригандаж из наглых рабов - это их
затея. Парижское дворянство провалилось. Версаль никуда не годится.
Лафайет не знает, кого продать и кому продаться подороже. Мирабо готов
продать кого угодно и за сколько угодно. Все говорят: дворяне уступают
церковную десятину, которая идет не в их пользу. Духовенство уступает
право охоты, которым не пользуется. Все уступают друг другу чужие вещи,
лишь бы спасти свою шкуру. Господа депутаты Жиронды охотно предоставляют
свободу неграм и развращают наших рабов. Пусть эта проклятая сволочь
поймет, что они не получат ни соринки сахару и ни зернышка кофе, если