"Анатолий Корнелиевич Виноградов. Повесть о братьях Тургеневых " - читать интересную книгу автора

блестками, чересчур горячий ум и сердце, прыгающее от Марфуши к Анюте,
немножечко мелкое, немножечко узкое. Из Александра ничего не выйдет, из
Николая выйдет богатырь, гигант. Сергей - лирическая фигура, прелестный
мальчик, живущий только гармонией собственных чувств. Достаточно грубому
порыву жизни разрушить гармонию, и Сережа погиб. Это настоящий рыцарь, а
живет фантазиями. Но император Павел, кажется, тоже живет фантазиями, -
думает немец, - магистр Мальтийского ордена, масон, чудак, он считает, что
является носителем верховной религиозной, гражданской власти в стране. В
малиновом далматике, вышитом серебром, и в архиерейской митре, он самолично
служит в гатчинской церкви в качестве священника. Он совершенно серьезно
убежден, что дворянское сословие создает породу особо одаренных, благородных
людей, что именно ему нужно поручить руководство царствами и формирование
правительств. А вместе с тем по нашептыванию масонов он учреждает
ограничительный закон для помещиков, запрещая отправлять крестьян на барщину
больше трех дней в неделю. Он мечтает о вооружении всех европейских дворян и
об отправке их на защиту французского трона. Все это буквально повторяет
Сергей - самая привлекательная фигура тургеневской семьи".
Четвертого ноября 1797 года у Тургеневых был семейный праздник. Это -
день поступления старших в университетский пансион. Было много гостей. Были
Кайсаровы - Андрей, Михаил и Сергей, - был Николай Михайлович Карамзин и
случайно заехавший в Москву, с бегающими глазами и безволосым черепом, с
огромным лбом, вздрагивающим при каждом восклицании, Александр Николаевич
Радищев. Кайсаров рассказывал, как на смотру Измайловского полка у солдат
оказались неисправны парики. При маршировке носки поднимались на разный
уровень над землею, и вообще было немало неисправностей. Император Павел
Петрович, отказавшись принимать смотр, сам командовал полком и закричал:
"Налево кругом - марш... в Сибирь!" При этих словах Кайсарова Радищев
болезненно съежился и поднял брови.
- Ну и что же? - спросил Тургенев.
- Что же, - ответил Кайсаров, - полк так смотровым строем и пошел к
заставе. К вечеру выслали конный разъезд искать, куда он вышел. Вернули
только около Чудова.
- Каково повиновение! - воскликнула Катерина Семеновна, проходя мимо.
Она спешила подсесть к ломберному столу, где, вопреки нахмуренным бровям
Ивана Петровича, началась большая игра московских кутил. Француз Пелисье
метал банк. Катерина Семеновна и ее сестра Нефедьева возбуждали друг друга
азартом. Иван Петрович дважды подходил и осторожно трогал супругу за руку;
по третьему разу, когда Иван Петрович подходил, Катерина Семеновна с
негодованием заметила:
- Пошел бы ты, батюшка, приказал бы принести мне оржаду, мне доктор
велел миндальное молоко пить.
- Подите, подите сами, Катерина Семеновна, - сказал Иван Петрович
строго. - Дети замечают, что вам зеленое сукно вредит.
- Не приставай, батюшка, - сказала Катерина Семеновна.
Пелисье бросил ей очаровательную улыбку.
- Мадам, вам так везет, вы так счастливы в игре, позвольте указать вам
счастливую карту.
Через минуту княгиня Щербатова сняла брильянтовый перстень и сказала:
- Катенька, тебе везет. Денег у меня нет, вот тебе перстенек на зубок.
Вторично поставив на ту же карту, Катерина Семеновна сорвала банк и