"Анатолий Корнелиевич Виноградов. Повесть о братьях Тургеневых " - читать интересную книгу автора

больших государств Азии и стремился внушить своим студентам мысль о том, как
нужды и интересы больших и малых человеческих групп делают историю; как
шлифуется и оттачивается человеческое общество благодаря столкновениям
острых и противоречивых интересов и как постепенно видоизменяются
государственные формы. Зачастую поворачиваясь в сторону русских студентов,
он произносит несколько фраз, блестящих, красивых, почти напыщенных,
по-русски. Широким жестом он приподымает покровы тяжелых исторических
туманов, осевших над старыми временами, он описывает события с такой яркой
жизненностью, как будто сам был их участником, он заставляет воображение
работать лихорадочно. Его сильная логика направляет мозговую работу
аудитории. Студенты слушают затаив дыхание и провожают Шлёцера
рукоплесканиями. Его заключительные слова совсем неожиданны. Он говорит о
том, что во Франции произошла революция, что все страны идут к
народовластию, но вот на востоке появляются признаки новых исторических форм
просвещения. Александр I собирается сделать в России шесть просветительных
округов-дистриктов. В каждом округе будет университет, не просто
университет, а центр просвещения, от которого будут зависеть школы разных
степеней. Будет могучая школьная сеть, в которой каждая ступень есть
подготовка к следующей. "Однако, - заканчивает Шлёцер, - все упирается в
одно: необходимо уничтожить в России рабство".
Профессор Буле и профессор Мартене не читают сегодня лекций.
Двигубский, Яншин и Тургенев выходят из университетских галерей, сдавши
книги в библиотеку, и при выходе на большой университетской лестнице
останавливаются и вопросительно смотрят друга на друга. Всем троим очень
молодо и очень весело. Жизнь заманчива и интересна.
- Я хотел бы быть сейчас в гавани, наклониться с палубы белопарусного
корабля, смотреть вот на такое же великолепное заходящее солнце и ждать, как
поднимется якорь и в золотистую даль потянет и поманит тебя ветер туда, в
неведомые, в удивительные страны, - сказал Двигубский.
- А я хотел бы стакан пуншу, - сказал Яншин.
- До гавани далеко, пунш от нас не уйдет, а пойдемте-ка лучше к
Ганзену, возьмем трех лошадей, поедемте верхами до Миндена, - предложил
Тургенев.
Сказано - сделано. Через два часа, сидя под огромными буками на высокой
горе, трое молодых людей, положив шляпы, перчатки и английские стеки, уже
беседовали над огромной долиной, в которой змеилась, протекая, голубая
Фульда, ручьи бежали неподалеку, бесконечная долина, окруженная горами,
покрытыми лесом, зеленела и золотилась в лучах заката, развалины замков на
трех огромных уступах были позолочены лучами вечернего солнца. Старинный
германский ландшафт, необычайно мирный и прекрасный, даже величавый в
спокойном угасании вечереющего дня. Красные, золотые, внизу клубящиеся, а
сверху перистые облачка таяли и уплывали, тихо меняя очертания. В ближней
зелени затихали птицы. И вдруг среди этой необычайной тишины, где-то очень
далеко, почти беззвучно, словно попыхивая, послышались один за другим четыре
пушечных выстрела. Двигубский продолжал говорить, не слыша. Тургенев
вслушивался не понимая, и только Яншин вскочил на ноги.
- Господа, это сражение!

Дневник Тургенева.