"Моисей Винокур. Голаны" - читать интересную книгу автора

Приговор: два года за хранение противотанковой ракеты "лау". Слегка
подержанной реактивной ракеты. Я ежедневно, ежеминутно ощущаю свое
ничтожество. Жильцы штрафного блока Вав-штаим не воспринимают меня как
реальность. Я для них даже не пассажир. Просто так - нихуя из Снежной
страны.
Банг-банг! - по третьему кругу идет бутылка. - Банг-банг!
- Что, мужики, - говорю, - случалось ведь с нами раз в жизни влететь в
непонятное? В такое, что сколько ни мни задницу, его не стряхнуть?
- Куда ты едешь, дорогой? - проверяет Альбертия. - Что ты имеешь в
виду?
- Про такое, что было за чертой? Что приходит по ночам и пугает. Про НЕ
ТО.
Гашиш распирает виски. Я уже на большой высоте. С мягкими провалами в
воздушных ямах кейфа. И сидящие в кругу кажутся мне милягами. Чувство
сострадания и симпатии охватывает меня. Я понимаю, что становлюсь зомби. И
не сопротивляюсь.
Банг-банг! Банг-банг! Банг-банг!
- ... Лет восемь назад гоняли нас на строительство блока "хей", -
вспоминает Шломо. - Блока психиатрии. Глухонемой островок для уже незрячих.
Льем бетон для счастливчиков, а у амалеков - рамадан. Днем не жрут, ночами
чавкают и галдят - не заснуть. Помню, это было в среду. Ночью. Смотрел я
фильм по телевизору в иксе одиночном. Даже название запомнил: "Мужчины в
ловушке". Видели? Там четырех вольняшек попутали бродяги в тайге. Кого
задолбили, кого опидарасили. Очень хороший фильм. Ну, а после кино, сами
знаете... Выгнали во двор перед сном пробздеться. Все как обычно:
потусовались, покурили. Посчитали нас да заперли.
Свет в коридоре в решетки моей двери подсвечивает который год. Койка.
Тумбочка. Телевизор. Торчок и фотография Саманты Фукс. И еще - в тот вечер
сильно болела голова. Уснул. Не помню, сколько времени прошло. Проснулся от
того, что кто-то ходит по постели. Открываю глаза. Знаю, что открываю глаза
- и ничего не вижу. Ни света сквозь решетки, ни сисек Саманты Фукс. Гуляет
подо мной матрац, продавливается. Чувствую, что-то небольшое, килограммов
тридцать весом. Ладони приложил к лицу - чувствую ладони. Все равно - тьма.
А койка скрипит. Проминается. Страх меня инеем приморозил. Падалью несет,
ребята, будто хомут надели из дохлой кошки. Все, думаю. Со свиданьицем,
доктор Сильфан. Хапнул Санта-Марию. В недостроенный корпус "хей" упакуют с
паранойей. И в фас, и в профиль.
Потянулся за заточкой под подушкой. И, может быть, впервые по ляжкам
кипящий понос потек. И - я вам уже говорил - ничего не вижу. Вдруг паскуда
эта как рванет за руку. Слетел я с койки, ебанулся головой о стенку. И
отключился.
- Врет все, хуеглотина! - вскрикивает обшмаленный Альбертия. - Зачем на
ночь такое рассказывать?
- Заткнись, придурок, - вмешивается Антуан. - Дай Шломику доехать до
конца.
- ... Очухался от боли под мышкой. Вздулась лимфа, горит. На койку я
уже не ложился. Сидел до утра, прижавшись к стене. Держал двумя руками
хинджар и трясся.
- Чего ж не позвал выводного, - подъебывает Антуан.
Шломо смеется. В этом мире нельзя просить помощи. Ни у кого.