"Поль Вирилио. Информационная бомба (Стратегия обмана) " - читать интересную книгу автора



сакральную формулу: "Искусство не может быть аморальным". Однако
лишиться всякой сдержанности и стыда - это не аморально, это опасно.
Это значит забыть, что слово "непристойный" ("obscene" во французском)
происходит от латинского obscenus, означающим "плохое
предзнаменование" -знак будущей опасности.
В 1920-е годы крупному торговцу картинами Рене Женпелю в Берлине
попались на глаза работы немецких экспрессионистов, и у него появилось
дурное предчувствие - он решил, что они не предвещают ничего хорошего. "Под
идеей, наивно названной "любовью", человеческое воображение способно
подразумевать самое ужасное, даже пляску смерти, исполненную трупами на
стенах оссуария"3 - что не замедлило подтвердиться появлением
концентрационного лагеря в Нойенгамме (где Женпелю суждено было умереть 1
января 1945 года). Надо отметить, что до недавнего времени молодые художники
использовали для своих работ только трупы животных, законсервированные в
формалине, а в отношении человека довольствовались простыми анатомическими
муляжами.
Однако это было исправлено в 1998 году на выставке "Миры тела" в Музее
техники и труда в Мангейме. 780 тысяч посетителей пришли посмотреть на 200
человеческих трупов в проекте некоего Гюнтера фон Хагенса.
Немецкий анатом изобрел средство для того, чтобы сохранять мертвое тело
и с помощью пластификатора создавать из него скульптуры. На экспозиции люди
со снятой кожей выглядели, как античные статуи, и потрясали своей кожей как
трофеем; другие демонстрировали свои внутренности, имитируя "Венеру
Милосскую с выдвижными ящиками" Сальвадора Дали.
В качестве объяснения доктор фон Хагенс повторил устоявшийся слоган:
"Мы хотели бы снять оставшиеся табу".


45


Мы наблюдаем определенное смещение понятий и, оглядываясь назад, вскоре
можно будет считать художниками авангарда не только немецких
экспрессионистов, призывавших к убийству, но и некоторых их недооцененных
современников, которым следовало бы занять свое место в весьма своеобразных
коллекциях нашего столетия.
Например, Ильзе Кох, очень романтичная блондинка, которая в 1939 году
остановила свой выбор на небольшой тенистой долине неподалеку от Веймара,
именно там, где любил прогуливаться Гете и где он задумал своего
Мефистофеля, духа, который отрицает все: "Вскоре начались работы и лагерь,
разумеется, получил название дорогого поэту леса - "Бухенвальд".4
Та, кого позднее прозвали "Бухенвальдской сукой", конечно, не могла
знать о гениальном методе доктора фон Хагенса, однако имела схожие
эстетические устремления: она сдирала кожу со своих несчастных любовников и
использовала ее для изготовления личных вещей: абажуров или портфелей.
"Прежде всего, художник жертвует свое тело" - сказал Поль Валери.
В 60-е годы венские акционисты решили последовать этому слогану
буквально, сделав собственное тело материальной основой для работ.