"Райдо Витич. Игры с призраком. Кон первый ("Война теней" #2)" - читать интересную книгу автора

гридней из терема не выгонишь. Начнут толкаться день и ночь, глаза об ее лик
мозолить. Будя здесь, не оберешься! А ежели богиня? То ж, как посмотреть.
Али к добру явилась, али к худу, то ли мору быть, сече великой, то ль еще
что грядет? Не даром из-за Белыни смутой веет. Можа и вправду вздела голубка
тело человечье, не убоялась, нас бережить пришла, и терем свой небесный
кинула и жениха. Взлютует Гром, не убережем. Эх, дела, голова кругом!'
Устинья тем временем с портами болезной возилась, прилипли яки кожица.
Насилу сняла, пальцы о цепочку на поясе обдирая.
- Все, что ли? - проворчал десничий, отвернувшись. - Все, все, -
закивала, а сама одежу в сундук упрятала. Понадобится голубке - а вот она, в
целости сохранена, не серчай, мол, уберегла.
- Ран-то нет боле?
- Нет. Гладенька да беленька вся, видать, тетка ее, Стынь, изо льда
вытачивала.
- Скажешь мне то ж! - фыркнул Купала. - Присмотри, а я к Мирославу,
подарком порадую. Да смотри, чтоб ни одного гридня рядом не было! А то
завертятся, как опойки вокруг сиськи, то-то из них ратники опосля будут -
кисель молочный!
- Ладно, ладно, - закивала тетка, лишь бы отвязался старый. Тот вышел,
на нее не взглянув, заскрипел половицами. Устинья склонилась над девицей,
накрыла лоскутным одеялом, подоткнула заботливо, по голове погладила - волос
пушистый у горлицы, дитячий словно:
- Спи, дитятко, спи, милая. Не дадут тебя боле в обиду. Мужей много,
все воины знатные, уберегут. Ты поправляйся только, - вздохнула тетка и
пошла нехотя.
Тяжело на сердце было, маятно, словно бусецзарядил без просвету.
'Мужики, что дети неразумные, все им сечи да игрища, а что округ деется,
того не ведают. Сколь упреждали? Быть смуте великой. Все без толку.
Дождались неслухи, неверы, сама Халена явилась, а им все едино - не зрят, не
мерекают! Вот дождутся - осерчает Гром, за руду пролитую, за изуверство над
невестою, будет им на орехи! Мечом его джиридне упредишь, ума б им да во
время', - думала тетка, принимаясь за стряпню - вечерять скоро, а она
замешкалась, наверстать надобно.

Вечером Мирослав на лавке у крыльца сидел, зол, как сыч на кутерьму,
стоящую округ, недобро глядел. Жужжал люд, как растревоженный улей, на улицу
повылазил. Дружники гилемстояли, на Верею со подругами косились, пояса
поправляли, оглаживались. А та из оконца по пояс высунулась, шепчет что-то
подруженькам, вот - вот вывалится глупая. Нешто выйти нельзя, по-людски
посудачить? Дичились скромницы, на князя косились испуганно, а на молодцев и
бровью не вели.
'Гостью обсуждают', - решил Мирослав и вздохнул, не зря он в поволушу
не ушел, а то б любопытные и в терем залезли, не убоялись. Куда с ними
Устинье справиться?
Из-за угла Купала вывернул и плюхнулся на лавку рядом, заворчал:
- Вот ведь послали подарочек духи лесные - первый ден в городище, а уже
спокою нет!
Мирослав промолчал, только желваки по лицу заходили.
- Говорят, ты к Ханге ходил. Чего хоть городит вещунья?
- Закомуривает, как всегда, - бросил князь недовольно