"Георгий Николаевич Владимов. Не обращайте вниманья, маэстро" - читать интересную книгу автора

- Что ты решила?
- Нам надо купить цейссовский артиллерийский бинокль. Я видела в
магазине - за девяносто шесть рублей.
- Зачем? У нас есть бинокль.
- Театральный? Это дерьмо. Артиллерийский дает восьмикратное
увеличение.
- Аня, зачем нам с тобой восьмикратное увеличение?
- Ты не понимаешь? Я хочу во всем участвовать.
Это слово - "участвовать" - она теперь часто произносила, к месту или
не к месту. Звала ли ее соседка занять очередь за сардельками - она
отвечала: "Нет, я, пожалуй, сегодня не буду участвовать"; собирались ли
подписи на выселение буйного алкоголика, художника К., в молодости
сталинского лауреата, - "Я подумаю, надо ли мне участвовать"; складывались
ли по трешке на ремонт и покраску скамеек - "Считайте, что я участвую".
- В чем ты хочешь участвовать? - спрашивал папа унылым голосом.
- Во всем! Я потратила свою молодость на субботники и воскресники,
увлекалась поэзией бесплатного труда, но, оказывается, есть такое бесплатное
удовольствие - не считая, конечно, стоимости бинокля, - заглядывать в чужие
квартиры, в чужие окна... я не знаю, в замочные скважины. Я чувствую, как я
от этого молодею!
- Аня, я прошу тебя - тише.
- Почему - тише? Я хочу - громче! Я хочу слышать, что делается в чужих
постелях, о чем говорят любовники в антрактах или муж с женой. Ты не видел
объявлений - где-нибудь можно купить по сходной цене подслушивающую
аппаратуру? Я понимаю, в государственных магазинах нам не продадут, но
где-нибудь подпольно, я тебя уверяю, ее делают - и не хуже, чем у японцев.
Но начнем с артиллерийского бинокля, потом ты втянешься, тебя будет не
оторвать. Недаром весь мир на этом помешался, теперь же самое модное занятие
- подслушивать и подглядывать.
Папа вставал и, согбенный, шаркая шлепанцами, уходил на кухню. Мама,
подняв голову, как пойнтер на охотничьей стойке, глядя своими черными,
расширившимися глазами в окно, слушала, как он там чиркает спичкой, ставит
чайник на газ, открывает банку растворимого кофе.
- Пол-ложечки! - кричала она, не выдержав. - И добавь, пожалуйста,
молока. Без молока я не позволю!
- Я не понимаю! - взрывался папа. - Кому из нас было плохо с сердцем?
Мама переводила взгляд на меня - он был теперь вопрошающим,
сострадательным и вместе неуловимо разочарованным, - кусала губы, отчего
горестно искажалось ее красивое, иконописное лицо, и отвечала едва слышно:
- У всех у нас плохо с сердцем.
В мои библиотечные дни, занимаясь в "Ленинке" с утра до вечера, я все
же приезжал на метро к обеду. Так требовала мама, и так нам всем было
дешевле и лучше. Пятнадцать минут сюда, пятнадцать обратно, и все мои
дневные траты - четыре пятака, не считая сигарет.
Выходя из вагона, я по какому-то наитию поднял голову и увидел, что
папа ждет меня наверху, на мосту, перекинутом через нашу наземную станцию и
который отчасти служит ей крышей. Я настолько не привык видеть папу на улице
одного, без мамы, что сердце у меня подпрыгнуло.
- Успокойся, пожалуйста, - сказал папа, хотя я ни о чем не спросил. -
Мама просто прилегла отдохнуть. Так что обед у нас будет попозже. Мы с тобой