"Георгий Николаевич Владимов. Не обращайте вниманья, маэстро" - читать интересную книгу автора

В следующую ночь было дежурство моей десантницы - и как жестка
показалась мне раскладушка! Только представить себе - в моей комнате, в
каких-нибудь пяти шагах от меня, на моем законном ложе, раскинулось (лучше
даже - "разметалось") прелестное таинственное существо, неприступно гордое и
для меня пока безымянное, а на моих стульях разбросаны в милом беспорядке
неизъяснимо чудесные одеяния и покровы! Странно, никакие эти пышные слова -
"покровы", "одеяния", "ложе" - не приходили мне на ум и на язык при
обстоятельствах вполне реальных, с моей долголетней невестой Диной, которая,
впрочем, давно уже не невеста мне, а жительница города Бостона, штат
Массачусетс, США. Гордая и неприступная занимала ванную с восьми и
предпочитала душ. Я слушал, как хлещут шипучие струи с разными оттенками
шума - оттого, что сначала одна, потом другая прелести подставлялись для
омовения, - и, кажется, начинал постигать смысл затрепанного поэтического
образа: я хотел бы быть этими струями, которым позволено... еtсеtеrа,
еtсеtеrа. Когда она выходила, освеженная, встряхивая длинными прядями и
застегивая на груди свое джинсовое платье с погончиками, я как-то не
осмелился обратиться к ней - хоть с тем же самым: "Как спалось?" - а только
попытался поймать ее взгляд, но, как я уже сказал вам, это мне ни разу не
удалось.
Папки с моей диссертацией тоже перекочевали в кухню - и, право,
обнаружилось даже некоторое удобство, что можно, не отрываясь от работы,
заваривать себе кофе. Вообще, мы отлично устроились, и к тому же оказалось,
что мы, не сговариваясь, тоже не оставляли квартиру без присмотра. В мои
библиотечные дни старики могли побыть дома, и мама готовила обед, а в
остальные - они уходили на долгие свои прогулки - включавшие в себя,
естественно, стояние в очередях, - и я мог поработать над моими тамильскими
преданиями. Однако ж поработать - это сильно сказано, вы не знаете, что
такое наша квартира. Когда-то нам очень нравилось, что наш кооператив -
самый дешевый в Москве, теперь эта наша "пониженная звукоизоляция" мне
выходила боком. Из любой точки нашей квартиры слышен неумолимый ход времени,
отбиваемый папиными часами, - о, вы не знаете, что такое папины часы! У него
их накопилось штук тридцать: луковицы, каретные будильники, нагрудные - в
виде лорнета - и даже знаменитый, воспетый Пушкиным, "недремлющий Брегет",
ходики с кукушкой и ходики с кошкой, у которой туда-сюда бегают глаза; часы,
которые держит над головою голенькая эфиопка, и часы, на которые
облокотились полуодетые Амур и Психея; часы корабельные - с красными
секторами молчания - и часы, охраняемые бульдогом. Кое-что досталось папе в
наследство, остальное он прикупал, когда еще прилично зарабатывал в своем
конструкторском бюро, а в последние годы, на пенсии, он собирал уже просто
рухлядь, которую выбрасывали или продавали за символический рубль, и возился
с нею месяцами, покуда не возвращал к жизни. Все это богатство каждые
полчаса о себе напоминало боем, звяканьем, дзиньканьем, блямканьем и
урчанием - притом не одновременно, а в замысловатой очередности. Один Бог
знал, которые из них поближе к истинному времени, - его все равно узнавали
по телефону, - да папа к точности и не стремился; наоборот, соревнование в
скорости тоже составляло для него очарование хобби, и по этой причине
останавливать их не позволялось. Мы с мамой давно притерпелись ко всей этой
папиной музыке, даже перестали замечать, просто в последние дни слух у меня
обострился - от звуков иных, непривычных.
- Валера! - слышался Колин металлический баритон. Против обещания,