"Георгий Николаевич Владимов. Большая руда" - читать интересную книгу авторасвалял. - Он помолчал и прибавил: - Я вот о чем хотел... Крохоборства много
было в моей жизни. Теперь уж не поправишь. - Не нужно так говорить, - сказала она, волнуясь. - Зачем вы на себя наговариваете? Я все равно не поверю. Вы жили так же чисто, как и... как и совершили свой подвиг. И вы не дурака сваляли, когда ехали с рудой. Вы, наверное, были охвачены порывом, правда? Он вздохнул. - Ладно. Пусть будет порыв, ежели вам так нравится. Только мне бы уж не о себе думать... - Неужели вы думаете, что вам дадут умереть? Он облизнул губы. Они пересыхали все чаще, и он должен был беречь время и слова. - Просьба у меня к вам, - сказал он быстро. Наконец-то, наконец-то она слушала его молча. - Тут жена ко мне приезжает... Боюсь, не застанет. Я написал бы, только не смогу. - Так вы продиктуйте мне, - сказала она поспешно. - Вы слушайте... Женщина она еще красивая, мужиков около нее всегда хватает... Да она ведь все... на бойких местах... Я уж ее такую застал... Ничего поделать не смог. Так вот, мужиков-то хватает, а жалеть по-настоящему, как я жалел, это навряд ли кто найдется... Вы бы потолковали с ней. Что дальше делать ей... Жить как. - Но я ведь ее совсем не знаю! Что же я ей скажу? - Вы и меня не знали... Вы это ей как бы от меня все скажите... Боюсь я, спутается с кем не надо. Я это без ревности говорю. Я за нее боюсь... Она прижала руки к груди. может всю жизнь прожить памятью о муже. - Это моя-то женулька? Ему вдруг стало и смешно, и досадно. "Экое же ты нескладное существо!" - подумал он. Но это была досада на себя за то, что он тратит и время, и слова впустую. Лучше бы он сказал это все Антону. Боль опять подступила к нему, и он закрыл глаза. Он не хотел бы закричать при ней, а она все не уходила. Наконец он услышал ее голос, как из тумана: - Может быть, вам хочется уснуть? - Да, - ответил он, не открывая глаз. - Я постараюсь сделать, о чем вы просили. Он не ответил. Она постояла немного и тихо, почти бесшумно вышла, прикрыв дверь. Вошла сестра и постояла над ним, прислушиваясь к его дыханию, затем погасила свет и ушла. Он открыл глаз и слушал, как ветер, налетая порывами, хлопает форточкой и шумит в мокром лесу, и понемногу начал задремывать. Но вскоре ему приснилась боль. И ничего другого, кроме боли, в тех же местах и только чуть слабее, чем наяву. Он знал, что это сон и что, проснувшись совсем, он почувствует боль по-настоящему и, чтобы задобрить ее, старался думать обо всех радостях, какие были у него когда-нибудь. Но ими не так уж богата была его жизнь, да многое и позабылось с тех пор, как он избрал себе профессией наматывать на колесо бесконечную ленту дороги. Дорога отняла у него память. Точнее, она заменила ее. Всегда, если он что-то рассказывал, он начинал: "Как-то раз еду |
|
|