"Георгий Николаевич Владимов. Большая руда" - читать интересную книгу автора

свалял. - Он помолчал и прибавил: - Я вот о чем хотел... Крохоборства много
было в моей жизни. Теперь уж не поправишь.
- Не нужно так говорить, - сказала она, волнуясь. - Зачем вы на себя
наговариваете? Я все равно не поверю. Вы жили так же чисто, как и... как и
совершили свой подвиг. И вы не дурака сваляли, когда ехали с рудой. Вы,
наверное, были охвачены порывом, правда?
Он вздохнул.
- Ладно. Пусть будет порыв, ежели вам так нравится. Только мне бы уж не
о себе думать...
- Неужели вы думаете, что вам дадут умереть?
Он облизнул губы. Они пересыхали все чаще, и он должен был беречь время
и слова.
- Просьба у меня к вам, - сказал он быстро. Наконец-то, наконец-то она
слушала его молча. - Тут жена ко мне приезжает... Боюсь, не застанет. Я
написал бы, только не смогу.
- Так вы продиктуйте мне, - сказала она поспешно.
- Вы слушайте... Женщина она еще красивая, мужиков около нее всегда
хватает... Да она ведь все... на бойких местах... Я уж ее такую застал...
Ничего поделать не смог. Так вот, мужиков-то хватает, а жалеть
по-настоящему, как я жалел, это навряд ли кто найдется... Вы бы потолковали
с ней. Что дальше делать ей... Жить как.
- Но я ведь ее совсем не знаю! Что же я ей скажу?
- Вы и меня не знали... Вы это ей как бы от меня все скажите... Боюсь
я, спутается с кем не надо. Я это без ревности говорю. Я за нее боюсь...
Она прижала руки к груди.
- Боже мой, но вы же совсем не знаете женщин. Они сильнее вас. Жена
может всю жизнь прожить памятью о муже.
- Это моя-то женулька?
Ему вдруг стало и смешно, и досадно. "Экое же ты нескладное существо!"
- подумал он. Но это была досада на себя за то, что он тратит и время, и
слова впустую. Лучше бы он сказал это все Антону. Боль опять подступила к
нему, и он закрыл глаза. Он не хотел бы закричать при ней, а она все не
уходила.
Наконец он услышал ее голос, как из тумана:
- Может быть, вам хочется уснуть?
- Да, - ответил он, не открывая глаз.
- Я постараюсь сделать, о чем вы просили.
Он не ответил. Она постояла немного и тихо, почти бесшумно вышла,
прикрыв дверь.
Вошла сестра и постояла над ним, прислушиваясь к его дыханию, затем
погасила свет и ушла. Он открыл глаз и слушал, как ветер, налетая порывами,
хлопает форточкой и шумит в мокром лесу, и понемногу начал задремывать. Но
вскоре ему приснилась боль. И ничего другого, кроме боли, в тех же местах и
только чуть слабее, чем наяву.
Он знал, что это сон и что, проснувшись совсем, он почувствует боль
по-настоящему и, чтобы задобрить ее, старался думать обо всех радостях,
какие были у него когда-нибудь. Но ими не так уж богата была его жизнь, да
многое и позабылось с тех пор, как он избрал себе профессией наматывать на
колесо бесконечную ленту дороги. Дорога отняла у него память. Точнее, она
заменила ее. Всегда, если он что-то рассказывал, он начинал: "Как-то раз еду