"Георгий Николаевич Владимов. Большая руда" - читать интересную книгу автора

- Чего же прогонять-то. Ежели все по-честному у вас...
Весь день они с Наташкой не могли наглядеться друг на друга и
беспричинно смеялись, а ночью, когда ему постелили в горнице, он от этого
смеха не мог уснуть и ворочался на скрипучем топчане. Он насилу дождался,
пока старуха перестала кряхтеть, и пошел к Наташке, в ее комнату. Она ждала
его и ничуть не удивилась.
Они были молоды и не очень щадили друг друга и для начала старательно
искровавили поцелуями губы. Но, должно быть, он не так понял ее, потому что
когда он совсем захмелел, она внезапно успокоилась и крепко уперлась
ладонями в его грудь. И он услышал, как в полусне, ее наставительный шепот:
- Нет уж, Витенька, это уж когда запишемся, а так я не дамся, ты не
думай, не такая...
- Что ты? - спросил он. - Я же насовсем пришел.
- Все вы насовсем приходите. А после насовсем уходите. И так бывает,
Витенька.
В темноте ее лицо казалось старушечьим. Наверное, когда она и в самом
деле состарится, она будет такая же благостная и строгая и научится так же
поджимать тонкие губы. Что-то в нем оборвалось, чего уже нельзя было
связать, как бы он ни старался, потому что слишком мешали этому старик на
перевозе и Ленька. Но больше всех она сама, которая все испортила. Он встал
и пошел к себе, наталкиваясь на стулья и мало уже заботясь, услышит ли его
старуха. Наташка робко вскрикнула, как бы пытаясь вернуть его, но матери,
если б она проснулась, показалось бы, что дочка просто вскрикнула во сне.
Он посидел в темноте, потом оделся, собрал свой мешок и вышел в лунную
ночь. Никто не удерживал его. Потом, когда он уже был на улице, за спиною
взвизгнула дверь и Наташка крикнула ему с крыльца:
- Ну чего завелся. Сам же потом скажешь...
Он не обернулся.
Он шел быстро, чтобы успеть на утренний поезд. Выйдя к реке, он
вспомнил, что надо покричать старику. Ему не хотелось этого делать, но не
лезть же было в воду с мешком и в шинели. В конце концов он покричал, и
старик выплыл к нему из тумана.
Они плыли молча, только на прощанье старик не утерпел :
- Что же она, Леньке, выходит, верная?
- Не в этом дело, отец. Она себе верная.
- Ага, - сказал старик. - А ты этого, стало быть не любишь?
- А кто любит? Ты, что ли, отец?
- Я? Не-е. Я веселый, вольный человек. А с бабами свяжешься - хуже
нету. Мне баба теперя ни к чему, и хозяйство мое не скоро еще кончится. Так
и ты живи.
- Попробую. Ну, бывай, отец.
- Бывай, что ж делать-то.
Пронякин шел ухабистой дорогой, извивающейся во ржи, и не мог теперь
слышать замирающий запах осоки, сочный и пряный, молодой запах. Он не успел
тогда к утреннему поезду и стал дожидаться вечернего. Он выспался на траве
под насыпью, а потом в долгом мучительном томлении сидел в буфете и пил
пиво, заедая каменными бутербродами, пока буфетчица не сжалилась над ним и
не позвала к себе, в крохотную комнатушку позади прилавка. Там она варила
себе обед и накормила его этим обедом, и тут он впервые ее разглядел. Она
была еще молода, но уже знала не одного мужчину, это он видел ясно. Его