"Юрий Власов. Пум " - читать интересную книгу автора

веранде.
Тогда Пум хирел на глазах. Ел неохотно. Не радовался нам. И выл
ночами. Выл жутко, словно по беде.
Вызволение для Пума наступило неожиданно.
Алексей Павлович Ротко наконец одолел сопротивление "жинки" - коренной
подмосковной жительницы - сбыл дом и "вырнувся на ридний край" - станицу
Кущевскую, Краснодарского края.
Новые хозяева не стали церемониться с Мизером. Поплутав по свалкам,
пёс мирно поселился под нашей калиткой, кроме меня, не пуская во двор ни
своих, ни чужих и лишив нас почты. Пришлось этого добровольца отправить на
цепь вместо бедолаги Пума.
Я стал владельцем трёх совершенно несхожих нравами собак, среди
которых Мизер выделялся своей серьёзностью.
У этой коренастой, добротно сбитой дворняги волчьего серого окраса
было тёмное зево - по общему мнению, признак злобности. Но пёс этого не
знал и на пришельцев набрасывался исключительно со страху и при первой же
ласке пасовал. Вообще его переполняла нежность к людям.
Горевал Мизер в крайности, если долго не выносили кашу. И панически
боялся любого лечения. Когда ему делали прививку от бешенства, пёс отчаянно
вопил, отбивался, потом рухнул на спину, закатил глаза и зашёлся пеной. Я
вынужден был объясняться с посельчанами.
Однажды ему закапывали альбуцидом воспалённый глаз. Я впервые видел у
здорового животного такие конвульсии. После он высидел над тазом с водой не
менее двух часов. Покачиваясь, истерично икал и тёр мохнатыми лапами морду,
отвергнув подношение из сырых мясных обрезков. Впрочем, испытав быстрое
исцеление, а зуд намучил его изрядно, Мизер всю неделю не давал нам
прохода, назойливо подставляя свой карий здоровый глаз.
Пёс оказался на редкость компанейским. Ежели ему претила вода, а рядом
из таза вовсю наливался Пум, - непременно присоединялся, еле-еле мокая
кончик языка. Он жестоко ревновал нас к Пуму. Не раз я замечал, как он
беззвучно отгонял того клыками. По-братски обожал вертлявую Зейку, дозволяя
вытворять с собой что угодно.
С появлением "заместителя" Пум без промедления пустился в "бега".
Снова посыпались жалобы. Снова пёс приходил голодный, измученный.
Погружался на сутки в целительный сон, суча в бреду натруженными лапами,
поскуливая от боли в новых ссадинах, покусывая воспалённые мускулы.
Пока я собирался сколотить другую будку, он пропал. На рассвете удрал
в окно, вечером не явился. Назавтра спозаранку я обшарил посёлок, но нигде
не приметил пятнистой шкуры Пума.
Прошли сутки, потом ещё. Мы поняли, что пёс не вернётся.
На третий день я отдыхал после работы на крыльце, лаская на коленях
Зейку. Лаечка старалась повсюду поспевать за мной. Я поглаживал чёрный
тугой животик. Зейка ворчливо прихватывала мои пальцы острыми
шильцами-зубками, по-кошачьи наддавая задними лапками.
- Маша, поищу-ка я Пума, - сказал я жене.
Она вышла на крыльцо.
- Ой, как надоел мне этот неблагодарный пёс! Дня без скандала не
обходится, хоть совсем пропал бы!
Мизер уже млел в ногах у жены. Весь досуг без цепи наш новый дворовый
страж проводил на крыльце в ожидании вкусных подачек, признавая мою Машу