"Юрий Власов. Пум " - читать интересную книгу автора

сохну в конторе. Мараю бумаги чертежами, а ничего путного не сделал. Вот
как дышу. А живот? Жир складками. В боках широк. А ты?! Да не
уворачивайся... ты весь из мускулов. Гибок. Смотри какая великолепная
грудь!.. Ты прыгаешь, как летишь. На зависть неутомим. А живуч... Ты в
природе свой, а я... Ты здесь дома. Тебе здесь всё понятно. А я?.. Разве
слышу, что слышишь ты, видишь, чуешь?.. Здесь я гость. Ты не завидуй, Пум.
Знаешь, как хотел бы видеть тут столько, сколько ты! Как ты всему этому
радуешься! Я всегда завидую тебе. Хочу так же, а не умею... Нет, я здесь
гость. Без квартиры, тёплой, с водой, электричеством, не выживу. Да что
тебе рассказывать. Сам видел, чего я стою на охоте. Конечно, посмешище...
Я присел на корточки. Ласково примял морду Пума ладонями. Он опасливо
высвободился. Робко лизнул в ухо.
- Напрасно не веришь... я ведь не тюремщик. Ты прав, пятнистый. Почему
ты - крепкая псина - должен кому-то подчиняться? Мы все равны в этом мире,
все-все!
В стожке я обнаружил лёжку Пума. Пёс тут поселился. Решил не
возвращаться. Не мог уяснить смысла жестоких наказаний и цепи. Своровать и
погрызть ботинок, нагадить на пол, ослушаться - это ясно, это возбраняется.
Но отчего нельзя рысить по лесу, мышковать, облаивать птиц, купаться в
речке? И пёс предпочёл голод, камни прохожих, зелёный стог.
Я опустился в стог, обволакиваясь шуршащим сеном. Привлёк Пума. Сено
пахло одуряюще сладко.
Пёс напряжённо лежал рядом и вслушивался в мою торопливую речь. А я
говорил, говорил. Руки выщупывали клещей в Пуминой шубе. Отрывали. Я
раздавливал их подошвой.
С речки бесшумно и мягко налетал козодой. Отворачивая от нас,
скрывался в сумраке. Пёс, против обыкновения, не рвался за птицей.
Усталость природы - глубокая тишина и дремотный покой - разливалась
тёплыми сумерками.
Сено покалывало через рубаху. Зыбкими писклявыми столбиками плясали
комары.
- Жизнь не может быть ничьей собственностью... ты молодчина. - Я
степенно разглаживал бархатистое ухо собаки на ладони. - Когда со мной
скверно обходятся, тоже не радостно. А ведь я тоже ничья не
собственность... Ты прости, Пум. Я никогда о таком не думал. Не со зла.
Боялся потерять тебя. Ты прости...
Я теребил пальцами его жёсткую бородку, усы. Он увёртывался. Щёлкал на
комаров челюстями. Тыкался на голос в ладони, грудь. Глухо рычал.
Заглядывал в лицо.
Я спросил, ласково заламывая собачью морду к своему лицу:
- Почему ты не человек, Пум?
Я встал. Стряхнул сено.
По пути к нам пристала Зейка. Как все уставшие дети, хныкала, путалась
в ногах, ластилась. Пум осторожно переступал через надоедливый пушистый
комок.
Я сказал:
- Ты с ним полегче, Зейка. Он у нас не признаёт рабских замашек.
Мизер издалека почуял нас. Начал просительно взвизгивать, скрестись в
забор. Взвизгивание походило на частые вскрики: "Ах! Ах!.." Он безумно
завидовал нашим прогулкам.