"Леонид Влодавец. Выход на бис (Black Box N)" - читать интересную книгу автора

- Вы сказали "целенаправленно"? - переспросил Энрикес.
- Именно так... С помощью каких-либо препаратов, аналогичных тем, что
разрабатывались на Хайди во времена Хорхе дель Браво. Вполне возможно
предположить такое.
- Это несколько фантастично... - пророкотал Мендоса. - Есть ли такие
препараты сейчас? Да и были они вообще? Рейнальдо Мендеса и Хайме Рохаса
уже не спросишь. А в литературе ничего подобного не описывается.
- Как раз это понятнее всего...
Я бы с удовольствием послушал эти разглагольствования, но мне очень
хотелось отыскать туалет. Поэтому я позволил себе перебить ученых мужей.
- Сеньоры, мне бы по естественной надобности... Меня услышали и
сопроводили. После того как мне стало совсем легко, доктора взялись за
меня всерьез. Меня, несмотря на мое желание ходить самостоятельно,
посадили в инвалидную коляску (предварительно выдав трусы и больничную
пижаму), затем покатили по клинике - показывать различным специалистам.
Всей последовательности путешествия по этажам и коридорам, кабинетам и
процедурным, а также всех тех мероприятий, которые они надо мной
проводили, я не запомнил. Почти в каждом кабинете меня подключали к разным
приборам, снимали какие-то характеристики, чего-то спрашивали... Брали
какие-то анализы.
До чего именно сеньоры додумались, я не уловил, потому что слушал их
вполуха, а понимал еще меньше. Спрашивали они в основном то, что я и сам с
удовольствием о себе узнал бы, как меня зовут, где родился, женат или нет,
не употреблял ли наркотики, не было ли в роду алкоголиков или психически
больных? На эти вопросы я не мог ответить "да" или "нет" и отвечал: "Не
знаю!" Поскольку на идиота я не походил, эскулапы нежно улыбались и
говорили, что понимают мой юмор, а затем вкрадчиво убеждали, что сообщение
этих данных о себе ничем мне не угрожает.
Конечно, в моей голове по сравнению с позавчерашним днем кое-что уже
пришло в божеский вид. Например, я припомнил, что родился 5 мая 1962 года.
И это было совершенно точно, никакому опровержению не подлежало. Но меня
спрашивали не о том, когда я родился, а о том, где я родился. Я знал,
когда родился, но не знал где. Правда, точно знал, что могу быть только
русским, хайдийцем или янки. То есть не могу быть ни австралийцем, ни
японцем, ни австрало-японцем Китайцем Чарли. И представителем всех прочих
наций, народностей, этносов или субэтносов быть не должен.
Значительно сузился и круг имен, фамилий и отчеств, которые могли в
принципе мне принадлежать. Я четко представлял себе, что могу выбирать
только между Николаем Ивановичем Коротковым, Ричардом Стенли Брауном,
Анхелем Родригесом, Дмитрием Сергеевичем Бариновым, Майклом Атвудом и
Анхелем Рамосом. Довольно близко к этому избранному кругу имен стояло и
имя Сесара Мендеса. Все прочие имена мне ничего не говорили.
Тем не менее, перечислять лекарям все подходящие имена я не торопился.
Потому что нутром чувствовал какую-то опасность. Картинки, которые мне
являлись в беспамятстве, были слишком конкретные, чтобы быть простым
бредом. Постепенно начинавшие шевелиться и приходить в форму мозги
подсказывали, что в этих картинках не так уж мало реального. Правда,
последние дурацкие сны, в которых я был мальчиком Майком Атвудом, или,
если более правильно, Эттвудом, казались наиболее удаленными от меня
настоящего. Во-первых, поскольку я точно помнил дату своего рождения и был