"Леонид Влодавец. Грешные души" - читать интересную книгу автора

о мотивах, как говорят наши общие друзья юристы. Ты ведь его запорол не за
то, что он подонок, а за то, что не вовремя взялся тебя пугать. Ну и,
конечно, за то, что взносы в профсоюз не платил. Заделал ты его дуриком,
без моей санкции, так сказать, да еще визитку оставил в виде заточки. Ты бы
минимум восемь лет зону топтал, а по первой ходке это очень скучно. Хорошо,
что Хряк уже мало что значил, а то была бы разборочка. Мне ведь, чтобы
Хряковых ребят перекупить, тоже пришлось разбашлиться немножко. Это,
братанок, целая дипломатия была... Да я тогда только об этом и думал: как
бы мне за Хряка решку не выписали. Заметь: мне, а не тебе. Потому что
знали, ты - это так, пустышка, робот. Им даже в голову прийти не могло, что
у меня в команде такие самостоятельные мальчики растут. Но не в этом дело.
Вот сегодня я впервые чувствую, что меня за Хряка совесть гложет. Меня! Я
его даже не заказывал, а мне совесть мозги ест. Меня ест, а тебя, Лбище, -
нет!
Колышкин внезапно вскочил, сел на банку, бешено глядя на Никиту. Тот
отшатнулся. Девицы испуганно сжались.
- Понимаешь, - глядя в глаза испуганно моргающему Лбову, продолжил
Колышкин с неожиданным жаром, - я впервые почуял, что это грех! Мы с тобой
убили человека! Пусть он был весь дерьмовитый, пусть в нем от свиньи и
обезьяны гораздо больше, чем от гомо сапиенса, но все-таки он был человек.
С матерью, с отцом, даже душа у него была какая-то. Мы заповедь нарушили...
- Заповедь?.. - Лбов мотнул головой, словно стряхивая страшный сон. -
Ты свихнулся, что ли? Это ж надо придумать!
- Это не я придумал, это Господь Бог. И если он есть, то тебе за этого
Хряка гореть, а мне - за лжесвидетельство.
- Да брось ты, Андрюха, все равно нам всем гореть, - беспечно ввернула
Шопина. - А Хряку туда и дорога. Я у него начинала, помню, какая это
погань. Я б его все равно отравила, если бы Лоб не приколол. А деньги
драл - безбожно. Мне только на косметику хватало.
- Все равно, - упрямо, с каким-то нарождающимся фанатизмом произнес
Колышкин, - не мы ему жизнь дали, не нам и отбирать.
- Ну нет, - сквозь зубы процедила Соскина, - это что же выходит? Такое
дерьмо - и пальцем не тронь? Пусть живет, гадит и воняет?! Какой там Бог,
елки-моталки? Наслушался небось по телеку всякой хреновины. Неужели не
понимаешь, что все эти попы, проповедники и прочая шушера просто хорошие
бабки делают. Посвистел три часа, пополоскал всем мозги - и бабки в
карманчик хапнул. Сейчас кто как может: кто свои головы продает, кто -
задницы, а кто - языки.
- И все равно есть святое! Есть! - Колышкин махнул рукой, отвернулся
и, сгорбившись, подпер голову руками.
- Андрюха... - виновато позвал Лбов, отчего-то сконфузившись, и тронул
Колышкина за плечо, - ты че, а?
- Отвали... Не понимаете, блин, ни хрена...
- Ну хочешь, я Соске сейчас по заднице нашлепаю, чтоб не выступала?
Эй, Соска, иди сюда! Пороть буду! - Лбов встал в лодке во весь рост и
сделал шаг к притворно завизжавшей Соскиной. Обе девицы шарахнулись от
Лбова, сильно качнули лодку, Никита потерял равновесие и повалился на борт,
отчего лодка перевернулась. С воплями и визгом все четверо плюхнулись в
воду...
- Мать твою за ногу! - выразил свои чувства Дубыга. После этого он