"Владимир Николаевич Войнович. Претендент на престол ("Солдат Иван Чонкин" #2) " - читать интересную книгу автора

от денег отказываться не собираюсь.
- Да-да, - он радостно закивал, - мы все, конечно, трудимся не за
деньги, но мы материалисты и этого не скрываем.
Он обещал мне помочь, как у них говорят, материально. И вообще много
раз повторял одну и ту же фразу: "Мы поможем". А потом проводил до дверей,
долго жал руку.
- Идите, товарищ Запятаев, работайте И помните: такие товарищи, как
вы, нам нужны.
Я вышел на улицу совершенно ошалелый. Еще час назад, когда оыи везли
меня в машине, я готовился к чему угодно - к тюрьме, к пытке, к смерти, а
тут... Я шел, улыбался, как дурак, а в ушах у меня все звучало: "Такие
товарищи нам нужны". Ну, думаю, если вам нужны такие товарищи...
Тут Запятаев согнулся в три погибели, схватился за живот и мелко
затрясся, словно в припадке. Чонкин испугался. Он думал, с напарником
что-то случилось.
- Эй! Эй! Ты что? - кричал Чонкин, хватая его за плечо. - Ты чего
это, а?
- Нет, - трясся Запятаев, медленно разгибаясь и рукавом вытирая
слезы. - До сих пор, как вспомню, не могу удержаться от смеха. Нет, вы
представляете, - повторял он, тыча себя пальцем в грудь. - Им нужны такие
товарищи...
Он смеялся до икоты, до судорог, пытался продолжить рассказ, но опять
давился от смеха, и корчился, и опять тыкал себя пальцем в грудь, на все
лады повторяя слова "такие товарищи". Потом кое-как пришел в себя и стал
рассказывать дальше.
После того как он побывал у Лужина, дело его значительно облегчилось.
Ему уже не надо было прибегать к таким жалким ухищрениям, как писание левой
рукой и в перчатке. Теперь он открыто составлял целые списки людей,
которые, по его представлению, были еще на что-то способны, и со списками
не бегал к отдаленным почтовым ящикам, а смело шел Куда Надо (правда, с
черного все-таки входа) и передавал написанное из рук в руки. Постепенно и
на работе дела у него пошли на лад. Он вступил в партию и стал делать
головокружительную карьеру. Стоило ему подняться на очередную ступеньку
служебной лестницы, как уже и следующая вскоре не без его участия
освобождалась. И нажимались тайные пружины, и отступали на задний план
другие претенденты, и Запятаев поднимался все выше и выше.
Но чем выше он поднимался, тем чаще сталкивался с неожиданной
проблемой. Язык, на котором он говорил, резко отличался от языка новых
хозяев жизни.
- Вы понимаете, - размахивал он руками. - Я же дворянин. Я
петербуржец. Меня бонна воспитывала. Я не умел говорить по-ихому... тьфу...
вот видите, а теперь отучиться не могу. А тогда у меня просто язык не
поворачивался. Ну, с манерами-то было полегче. Целовать дамам ручки я отвык
быстро. Не подавать пальто и первому ломиться в дверь я более или менее
научился. И когда мне кто-нибудь говорил о хороших манерах, я уже вполне
привычно возражал, что женщина в нашем обществе такой же равноценный
товарищ и ее можно отпихивать плечом, потому что и ей позволяется делать то
же самое.
С языком было хуже. Элементарные слова, вроде "позвольте", "благодарю
вас", "будьте добры", вызывали недоумение, на меня смотрели удивленно, и я