"В.С.Войтинский. 1917-й. Год побед и поражений " - читать интересную книгу автора

приходилось объяснять буржуазно-интеллигентской аудитории, что бессмысленно
в революции видеть причину поражения, понесенного армией, которая и до
революции не всегда торжествовала над врагом!
Митинги-концерты - в том виде, как я застал их по приезде в Петроград,
-- представлялись удивительной нелепостью. Музыкальные номера чередовались
здесь с речами. На сцене мелькали члены Временного правительства, оперные
певцы, профессора, балерины, революционные деятели. В артистической и за
кулисами, ожидая очереди выступления на подмостки, участники вечера
беседовали между собою об искусстве и о политике. Положение представителей
Совета было здесь своеобразное: на них смотрели с любопытством, соединенным
со страхом и враждой.
После Иркутска, где цензовые элементы были полны благоговения перед
государственной мудростью социалистов, отношение к Совету интеллигенции и
цензовой общественности в Петрограде особенно бросалось мне в глаза.
Буржуазный Петроград кипел ненавистью против Совета. И, не пытаясь бороться
с Советом на заводах, на фабриках, в казармах, обыватели отводили душу тем,
что в своем кругу всячески поносили и чернили его. Говорили об "анонимах", о
"частных организациях, претендующих на общественное значение", о
"двоевластии", об анархии, о невозможности проведения 8-часового рабочего
дня во время войны, о "Приказе No 1", о Стоходе. В глазах обывателей Совет
был не порождением революции и даже не воплощением ее, а виновником и
создателем*.

* Родзянко совершенно точно отобразил эти обывательские настроения,
когда в своих воспоминаниях он, как о несомненно установленном факте,
расказыва-ет, что революция 1917 года была втайне подготовлена
Исполнительным комитетом, образовавшимся в 1905 году и с тех пор не
прекращавшим своей деятельности (см.: Родзянко М.В. Государственная дума
и
февральская 1917 года революция // Архив русской истории, кн. 6. Берлин,
1922).


Отношение к Совету буржуазно-интеллигентских кругов было, несомненно,
выражением их отношения к революции. Но установившийся "хороший тон"
запрещал прямо нападать на революцию: считалось более приличным изображать
совершившийся переворот как осуществление заветных стремлений многих
поколений русской интеллигенции, а весь пафос негодования, весь гром
красноречия направлять против "углубления революции" и против Совета.
Либеральные круги "принимали" революцию, но при одном условии: чтобы она
считалась закончившейся 2 марта, с появлением Временного правительства кн.
Львова. Это была программа сохранения дореволюционного status
quo^S2 - по крайней мере, до окончания войны - с
переменой лишь некоторых этикеток и лиц.
Конечно, не было надежды словесными объяснениями преодолеть
противоречия революции. Но представители Исполнительного комитета старались,
по мере возможности, смягчить эти противоречия, разрывая паутину
недоразумений, инсинуаций, клеветы, которую ткали вокруг Совета чьи-то
прилежные руки. И порою казалось, что эти усилия не пропадают даром.
На блестящем митинге-концерте оратор с большим именем ставит нам в упор