"Ирина Волкова. Возвращение блудной мумии [D]" - читать интересную книгу автора

игрушках и покупала все новых и новых плюшевых мишек, собачек, обезьян. А
мужчина при виде их злобно скрежетал зубами.
Наконец девушка купила мехового грифа, и мужчина, как и следовало ожидать,
с первого взгляда люто возненавидел сделанную из искусственного меха
птичку.
Ему стало казаться, что гриф наблюдает за ним, хохоча и издеваясь над ним
в душе. Взгляд мехового грифа полностью парализовывал волю мужчины и
заставлял его дрожать.
Страсть девушки к мягким игрушкам и ужас мужчины перед грифом, на случай,
если читатель вдруг чего-то недопонял, растянулись еще на несколько
страниц. В конце концов мужчина познакомился на улице с другой девушкой,
переспал с ней и влюбился в нее, потому что она была независимой, не
нуждалась в ласке, и у нее дома не было ни одной мягкой игрушки.
Мужчина не мог уйти к своей новой возлюбленной, поскольку взгляд мехового
грифа парализовал его волю и не позволял сказать первой девушке ужасную
правду.
В конце концов он собрался с духом и, на манер испанского Раскольникова,
спросил сам себя: "Тварь я дрожащая или право имею?" После чего он
решительно подошел к грифу и оторвал ему голову.
В разорванной шее грифа он увидел... миниатюрный микрофон.
Я восторженно похлопала, выразив необходимое восхищение талантами автора,
представляя тем временем, как, по идее, должен воспринимать этот рассказ
более или менее нормальный читатель.
Девушка с бзиком. Мужчина с бзиком. Ни одного имени. Ни одного диалога. Да
и кому и, главное, зачем потребовалось запихивать в мехового грифа
микрофон? Чтобы выяснить, что девушка страдает от недостатка ласки, а
мужчина не любит мягкие игрушки? Совершенно непонятно. Вероятно, в этом и
должен был заключаться особый смысл.
Нет, все-таки я не творческая личность. Не понять мне высокой литературы,
мучительных исканий и высоких душевных порывов. Если так и дальше пойдет,
меня можно будет смело занести в категорию польской колбасы.
Тем временем кайф продолжался.
Висенте, другой не публикующийся испанский писатель, как выяснилось,
мечтал написать книгу о том, как гиперсексуальность губит Европу.
Поэт-филиппинец прочитал стихи о дьяволе, живущем в лоне женщины и
откусывающем ядовитыми зубами кусочки от духовной сущности мужчины.
Американец Шенон, румянясь от волнения, зачитал набросок характера,
затратив три страницы на изложение того, как хищная сексуальная блондинка,
закинув ногу на ногу, сидела на высокой табуретке и курила, изящно изогнув
руку.
Художница, утверждавшая, что ее родители - это польская колбаса, развернув
лист ватмана, продемонстрировала группе нарисованную цветными карандашами
картину. Картина называлась "Страшный Суд колбасной фабрики" и, как
объяснила Кейси, являлась глубоко символичной.
На ватмане в багрово-красных тонах был изображен взрыв бомбы в колбасном
цеху. Из разорванных и искореженных колбас, ветчин и сосисок в панике
выскакивали мелкие, уродливые человечки, тут же проваливающиеся в пропасть
ада, а на фоне этого кошмара ангелы с мускулами культуристов возносили
ввысь прикрытую чем-то вроде белой кисеи девицу с пышной обнаженной грудью
и обагренными кровью руками. В руках она держала динамитную шашку, спички