"Николай Волокитин. Страх (рассказы) " - читать интересную книгу автора

сторону, как затопочет, как зашумит, что у меня от неожиданности на затылке
даже волосы шевельнулись.
Славка схватил меня за руку.
- Не вякай что ни попадя! - зашипел. - Не поминай его не ко времени! -
Славку трясло. Глаза парня сделались круглыми, как у совы.
- Кого - его?
- Т-с-с-с! - Славка приложил к губам палец. - Того, кого ты только
назвал! - Он намеренно избегал слова "леший". - Это тебе не при солнышке
ясном, это... Да и место - сущее его обиталище. Он, братец, живо...
Я сделал попытку засмеяться.
Получилось неестественно, нервно.
- Да ты че? - не узнал я собственный голос. - Это же был лось. А то,
может, косуля. Дремала под елью, мы ее спугнули, она и рванула...
Но по спине моей уже пробежал холодок. Вспомнилась вдруг ворона. Ее
странный полет прямо на нас, ее жуткое молчание при этом, будто она была
призраком, пытавшимся нас мысленно смять, раздавить, уничтожить, а более
всего - перепугать до полусмерти. Тогда я от ее выходки отмахнулся, тут же
отвлекшись, теперь вот не отмахивалось, не отвлекалось. Не потому, что
обычные вороны в обычных условиях так себя не ведут, а потому, что только
сейчас, очутившись в этой кромешности, я до конца осознал, где мы со Славкой
находимся, куда нас с ним занесло. А до этого все как-то так...
То был Омеличевский урман, который даже взрослые люди нашей деревни
ближе к сумеркам стороной обходили. Что-то тут творилось неладное. Именно
где-то здесь много лет назад, еще задолго до Великой Отечественной войны
неизвестно отчего умер искавший потерявшуюся корову дед Никанор Перелыгин.
Именно где-то здесь год назад, заблудившись и проплутав сутки, полоумная
Таля Тарасова окончательно потеряла дар осмысленной речи и только
произносила после этого одно слово, дико тараща глаза и показывая в сторону
урмана рукой:
"Там... там... там..."
И все же больше всего я почувствовал неуют от того, что увидел
испуганным Славку. Первый раз в жизни.
Это было так невероятно, так неожиданно!
И смущало больше, чем ночной лес и его живые и мнимые обитатели.
Славка слыл парнем сорви-голова. Что-нибудь напроказить, сочинить
авантюру, сдерзить старшему - раз плюнуть. Не он ли больше всех хохотал над
россказнями суеверных старух? Не он ли и слушать не захотел, когда я было
начал отнекиваться от похода на Омелич с ночевкой? Не он ли...
Впрочем, тогда, по младости лет, по неопытности я не мог еще знать о
том, что самые егозливые, шумные, неуправляемые, самые бойкие на слова люди
в непривычных условиях оказываются и самыми жалкими трусами...
Началось все совсем неожиданно. У Славкиной матери, тети Шуры, заболела
в соседней деревне Тарской сестра. Собравшись к ней на неделю, тётя Шура
попросила мою мать разрешить мне, человеку, по ее словам, "самостоятельному
и сурьезному", пожить эту неделю с ее "баламутом". Мне разрешили, и я тут же
с великой радостью переселился к приятелю.
От бесконтрольности, от свободы мы ошалели и, едва прибежав из школы,
начинали придумывать для себя приключения, а точнее сказать, просто-напросто
осуществлять очередные Славкины лихие задумки: "самостоятельный" человек
оказался в одно мгновение под пятою у "баламута".