"Андрей Волос. Недвижимость" - читать интересную книгу автора

- А-а-а... - протянула провизорша, вздохнула и раскрыла блокнот, в
котором у нее были записаны телефонные номера других аптек. -
Только вы не дозвонитесь.
Так и вышло. Я убил полчаса, однако там, где не было занято, трубку не
поднимали.
Я поехал в Белые Курочки, оттуда - на Прудище, а с Прудища - в Старый
Завод. Каждый переезд давался с трудом, потому что дороги я не знал, а
расспросы заводили в обычный тупик топографической рекурсии: "Прудище? Так
это до Корытинских, а там налево через Пройму!" В свою очередь дорога до
Корытинских и до неведомой Проймы объяснялась с помощью давно знакомых
Прудищ: "Так это же перед Прудищами, где винно-водочный!"
Город Ковалец густо зарос тополями и кленами и был разлапист, запутан,
застроен сплошь пятиэтажными домами и населен простодушными нищими людьми.
Большая часть военных заводов стояла, и если зарплата не задерживалась, то
рабочие получали простойные деньги, суммы которых легко воображались с
помощью нескольких буханок хлеба. Притормозив спросить дорогу, я через раз
получал предложение купить какую-нибудь железную вещь, вынесенную с завода:
сначала микрометр в хорошем деревянном футляре за полбутылки водки, а потом
неизвестный мне, но явно очень сложный и точный прибор за бутылку, - его
обладатель, невеселый трезвый мужик, поседевший под бобра, степенно
разъяснил, что прибор этот замеряет чистоту обработки поверхности, и
горделиво заметил, что американцы до такого еще не дотумкали.
В начале четвертого, проклиная себя за то, что такая простая мысль не
пришла в голову с самого начала, я добрался наконец до городского аптечного
склада и был к тому времени настолько взвинчен, что попросту въехал в
закрывающиеся уже ворота вслед за каким-то грузовиком. Грузовик покатил к
эстакаде, а я затормозил у будки вохровца, заполошно выскочившего навстречу
с резиновой дубинкой в руке.
- Слушай, мужик, где тут лекарства продают, а? - спросил я, протягивая
купюру.
Охранник сразу сник и стал меньше ростом. Он опустил дубинку, отвел
глаза и, бормоча что-то про некоего Сидора Степановича, показал пальцем.
Через десять минут я снова сел в машину. Вохровец распахнул ворота и
уже совсем по-свойски помахал рукой.
Двери лечебного учреждения были по-прежнему нараспашку, - похоже, войти
сюда мог кто угодно и когда вздумается. Дверь палаты - тоже настежь. Все еще
радостно переживая свою небольшую, но, быть может, значимую для Павла
победу, я командорски прошагал к койке, остановился и, похолодев, несколько
секунд смотрел в лицо, почему-то ставшее неузнаваемо чужим, пока,
содрогнувшись, не понял, что и впрямь на месте
Павла лежит совершенно чужой человек.
- А где же Шлыков? - спросил я, растерянно оборачиваясь.
Фиолетовые майки стали пожимать плечами. Потом кто-то пробубнил
неуверенно (но и с какой-то вызывающей угрюмостью, словно мой вопрос имел в
себе нечто обидное и злое), что, мол, Шлыков-то... это который утром-то
был?.. так он как ушел на процедуру, так и не пришел... а вместо него этого
привели - вот он и давит ухо с тех пор. Что ему! - ишь!.. И уж тогда все
фиолетовые майки забормотали невесть чего хором.
Кабинет Игоря Вячеславовича был открыт. Сам Игорь Вячеславович сидел
перед знакомой мне бутылкой коньяку, что-то писал и, похоже, время от