"Курт Воннегут. Фарс, или Долой одиночество!" - читать интересную книгу автора

была отвратительная осанка, а сейчас сестра и вовсе походила на
вопросительный знак.
Она смеялась. Она давилась от кашля. Ей удалась пара шуток. Я их забыл.
Потом она нас выпроводила. "Не оглядывайтесь", - сказала она.
Мы не обернулись.
Она умерла в то же время суток, что и дядя Алекс: через час после
захода солнца.


С точки зрения статистики смерть сестры не представляла бы никакого
интереса, если бы не маленькая деталь: здоровяк Джеймс Адаме, сестрин муж,
умер двумя днями раньше. Он разбился на поезда; единственном поезде за всю
историю Америки, который сиганул с разведенного моста.
Есть над чем задуматься.


Все это случилось на самом деле.
Мы с братом решили не говорить сестре о происшествии с ее мужем. Ведь
она думала, что оставляет детей на него. Но сестра все равно узнала.
Полное опустошение и вечные денежные проблемы навели сестру на мысль,
что эта жизнь ей не слишком удалась.
Но опять-таки, а кому она уж так слишком удалась? Может, комикам Лорелу
и Гарди?


Дела сестры мы взяли на себя с братом. После смерти Алисы трое ее
сыновей в возрасте от восьми до четырнадцати, провели тайное совещание.
Взрослые на него не были допущены. После совещания они поставили нам
ультиматум: не разделять их и оставить с ними двух собак. Младший из
братьев на собрании не присутствовал. Ему был всего год от роду.
С тех самых пор трое старших ребят воспитывались в моем доме на Мысу
Код вместе с тремя моими родными сыновьями.
И трое сестриных сыновей не расставались со своими псами до самой
смерти собак от старости.


Пока мы ожидали взлета, брат разродился анекдотом: Марк Твен
рассказывал, как он слушал оперу в Италии. "Невозможно словами описать это
звучание, - сказал Твен. - Ну, разве что, когда горел детский дом, было
нечто похожее!"
Мы дружно посмеялись.


Брат поинтересовался, вежливости ради, как продвигается моя работа. Я
думаю, он уважает мое занятие, но вникать в суть ему просто неинтересно.
Я сказал, что меня, как обычно, от работы тошнит. Беллетристка Рената
Адлер дала определение писателя: "Человек, который терпеть не может
писать". А мой собственный литературный агент так ответил на мои вечные
жалобы по поводу невыносимости писанины: "Дорогой Курт, я ни разу в жизни
не видел кузнеца, у которого был бы роман с собственной наковальней!"