"Курт Воннегут. Виток эволюции (сб."Колыбель для кошки")" - читать интересную книгу автора

штопать его на живую нитку.
Не подумайте, что я неуважительно отзываюсь о Кенигсвассере. На
самом-то деле наоборот: это очень лестно, когда говорят, что человек кое в
чем ведет себя, как ребенок, - ведь только такие люди и совершают великие
открытия.
В Историческом обществе есть его старый портрет, и по нему сразу видно,
что он так никогда и не повзрослел, по крайней мере в отношении к своей
наружности - он обращал минимум внимания на плохонькое тельце, которым его
наградила природа.
Волосы у него висели лохмами до плеч, а брюки волочились по земле, так
что он пронашивал дыры внизу, возле манжет, а подшивка пиджака отпарывалась
и висела понизу фестончиками. И вечно он забывал поесть, и выходил на мороз
без теплого пальто, а болезнь замечал только тогда, когда она его уже почти
приканчивала. Таких людей мы тогда называли рассеянными. Теперь-то, конечно,
мы понимаем, что он просто уже начинал жить двойной жизнью.

Кенигсвассер был математиком и зарабатывал себе на пропитание своим
талантом. А тело, которое он был вынужден таскать повсюду за своим
уникальным умом, ему было нужно, как вагон металлолома. Когда ему случалось
заболеть и приходилось обращать внимание на свое тело, он рассуждал так:
- В человеке только один ум чего-то стоит. Зачем же он привязан к мешку
из кожи, с кровью, волосами, мясом, костями и сосудами? Стоит ли удивляться,
что люди ничего не могут достигнуть, раз они связаны по рукам и ногам этим
паразитом, которого надо всю жизнь набивать жратвой и оберегать от непогоды
и от микробов. И все равно эта дурацкая штука снашивается - как бы ее не
холили и не лелеяли!
Он спрашивал:
- Кому нужна такая обуза? Что хорошего в этой протоплазме, зачем мы
таскаем за собой повсюду такую чертову тяжесть?
- Наша беда не в том, что на Земле слишком много людей, а в том, что на
ней слишком много тел, - говорил Кенигсвассер.
Когда у него перепортились все зубы, и их пришлось вырвать, а удобного
протеза никак не удавалось достать, он записал в своем дневнике:
"Если живая материя оказалась способной в процессе эволюции покинуть
океан, который был, кстати, вполне приятным местом обитания, то она обязана
совершить еще один виток эволюции и покинуть тела, которые, если подумать,
только мешают нам жить".
Поймите, он вовсе не был ненавистником плоти, да и не завидовал тем, у
кого тела были лучше, чем у него. Он просто считал, что тела не стоят тех
хлопот, которые они нам доставляют.
Великих надежд на то, что люди совершат этот виток эволюции при его
жизни, он не питал. Он просто очень этого хотел. И вот, глубоко задумавшись
об этом, он вышел в одной рубашке и зашел в зоопарк посмотреть, как кормят
львов. А когда проливной дождь перешел в град, он отправился домой и
вмешался в толпу зевак у залива, которые смотрели, как пожарники лебедкой
вытаскивают утопленника.
Свидетели утверждали, что какой-то старик прямо вошел в воду и шел себе
да шел, с невозмутимым видом, пока не скрылся под водой. Кенигсвассер
заглянул в лицо покойного и заметил, что никогда не встречал лучшего повода
к самоубийству; он пошел домой и почти дошел до дому, когда вдруг сообразил,