"Евгений Воробьев. Высота" - читать интересную книгу автора

Маша нехотя взялась за весла, не бросая смятого листка.
Лодка медленно, виляя, тронулась с места. Токмаков слегка перегнулся за
борт и увидел в воде ее перевернутое отражение, будто там плыла вторая
лодка, огненно-пунцовая под водой и тоже без днища, и второй, невидимый
гребец лениво греб искривленными веслами в такт с Машей.
- Помните то утро, когда мы столкнулись с вами у гидранта? - спросил
Токмаков. - Мне было муторно, какая-то странная пустота в душе. Вытащили из
меня этот осколок, пошел домой - тошно, одиноко. Не выдержал, побежал на
домну. По дороге к вам пристал, вы меня отчитали. Потом мне досталось от
Дымова: поставил меня на одну доску с этим Дерябиным, который всю войну
прожил в бомбоубежище. Я со злости полез наверх, а там совершил
непростительный поступок - при Пасечнике прошел по такой же узкой балочке, с
какой он сорвался после дождя. Потому я и заколебался с этим приказом. А
потом его подвиг. Опять у меня строгости не хватило.
- В чем же ваша вина? Вы же не могли одной рукой награждать, другой -
наказывать?
- Мог. Обязан был. Струсил. Конечно, струсил. И если меня переведут
сейчас в мастера - да что в мастера! - в бригадиры, на место Пасечника...
Правильно сделают!.. Били уже меня за ухарство. На фронте. Вздумал собирать
на минном поле землянику... - Токмаков запнулся. - Ну, в общем, для одной
девушки из медсанбата. Тоже гусар нашелся! Не подумал, какими глазами
смотрят на меня солдаты. Вот и всыпала мне парткомиссия. До сих пор выговор
таскаю.
- Я не узнаю вас сегодня, Константин Максимович, даже не верится, что
вы сразу так сдали. Опустили руки. Вы ли командовали ротой на фронте?
- Батальоном...
- Тем более. - Маша бросила весла, и лодку закачало. - Для меня в те
годы все вы казались самыми сильными людьми на свете. Когда погиб Андрей, я
так страдала и так завидовала мальчишкам! Почему я тоже не могу вступить
добровольцем в Уральский танковый корпус? Я сама принесла Карпухиным письмо
от танкистов про Андрея! Служба показалась мне такой маленькой! Захотелось
мужского дела. Пошла на завод, в шоферы. Бетоновоз... А тут такие морозы
ударили! Руки примерзали к рулю, к рычагам. Возила бетон на домну - тогда
шестую печь строили. Хотелось работать так, чтобы... Каждый человек оттуда,
с фронта, с ленточками ранений, с медалью, был для меня воплощением
мужества... Когда мне потом, впервые в жизни, по-девичьи стало трудно... Я
верю, вам можно сказать... Это было уже после войны. Шла демобилизация.
Возвратились чужие мужья, чужие женихи. И такая тоска меня взяла... От всех
подруг отбилась. Поверите? В кино перестала ходить... Кто я была Андрею? -
Маша задумалась так, словно сейчас вот, впервые, задала себе этот вопрос. -
Тетка Василиса считала меня невестой. Я вдруг попала во вдовы, хотя не была
ничьей женой... Потом подумала: а веселье, танцы, гулянья - разве все это в
обиду памяти Андрея? Может, мне так удобнее и легче рассуждать. Я стала
пропадать на танцах, сразу завелось много знакомых... Но лучше бы у меня
одним знакомым было меньше... - Маша покраснела, словно отблески далекого
зарева приобрели внезапно новую силу. - Я стараюсь об этом не вспоминать...
Я глупо увлеклась, нелепо, как это случается у девчонок в двадцать лет. Я
скоро поняла, что все это - не настоящее. Я избегала смотреть в зеркало...
Ненавидела себя за то, что похорошела... Отдала подруге свое единственное
праздничное платье. Я стеснялась, брезговала носить то платье... Я бежала от