"Евгений Воробьев. Высота" - читать интересную книгу автора

Токмаков стал метрах в сорока от крана, чтобы не упускать из виду
горизонт верхней площадки домны и чтобы машинист крана, который все время
смотрит на прораба в окно будки, видел его руки.
Кисть руки прораба, подвижна и выразительна. Указательный палец обращен
книзу - майна; крюк крана идет вниз, а стрела его остается неподвижной. Если
Токмаков слегка пошлепывает ладонью по воздуху и опускает ее все ниже -
сильно майна. Если после этого Токмаков показывает пальцем на зубы, значит,
груз следует опустить еще чуть-чуть.
Если же нужно опустить не один крюк, а всю стрелу - вниз обращен
большой палец. Токмаков откидывает руку, будто просит слова на собрании или
властно требует тишины - стоп!
На верхней площадке домны стало многолюднее. Все ли успели привязаться?
Все ли прочно стоят на ногах? Каждая ступня требует места, а места там - ох
как мало!
Кто-то перебегал на подгибающихся ногах заводские пути, неловко
спотыкаясь о шпалы, то вихляя руками, то прижимая их к груди. Бегущий сильно
сутулился, корпус его был наклонен вперед. Матвеев, наконец-то! Матвеев
силился что-то сказать, но только размахивал руками, - он шумно глотнул
воздух.
- Бурум наверху...
- Бурум! Бурум! Где ты пропадал?
- Ступай, Константин Максимыч... Я в порядке... Буду семафорить.
Токмаков бросился, пробиваясь сквозь ветер, к подножью домны. Он
перепрыгивал через тросы, натянутые над самой землей, и пригибался под
натянутыми повыше; он прыгал через трубы, бревна, баллоны с кислородом,
обегал тачки, штабеля чугунных плит, лебедки. Он несся по лесенкам,
перепрыгивая ступеньки, с разгона беря поворотные площадки, жадно хватаясь
за шаткие перильца.
На одной из верхних лесенок сидел Метельский. Он растерянно вскочил и
стал боком, прижимаясь к перилам; Токмаков тоже выставил плечо вперед, -
иначе не разминуться. Метельский на какое-то мгновение ощутил на своем лице
прерывистое дыхание Токмакова и втянул голову в чахлые плечи. Если бы прораб
на ходу ругнулся поего адресу, Метельскому было бы не так стыдно. Он поднял
глаза и увидел только ноги Токмакова, уже на следующей лесенке. Метельский
хотел что-нибудь крикнуть вдогонку, но так и не нашелся, робко шагнул вслед
и уселся на следующей ступеньке, еще более подавленный.
Позади Токмакова - лесенки, узкие дощатые трапы, подмости размером с
подоконник. Вот она, верхняя площадка. Увидев Токмакова, Вадим сразу
перестал распоряжаться, и все, вслед за Вадимом, повернулись к Токмакову,
ожидая его указаний. Пасечник весело ему подмигнул. Бесфамильных прокричал:
- Борьба со стихией, товарищ прораб!
Губы его дрожали.
Дерябин стоял, ухватившись руками за скобу, ни во что не вмешиваясь.
Глаза его были прикованы к проклятой царге. Он был бледен и часто сплевывал
вниз, не замечая сердитых взглядов: верхолазы, когда работают на высоте,
никогда не плюют на землю. Вот так же моряки никогда не плюют в море. Он
отплевывался от пыли и вспоминал: "А вам, Дерябин, полезно будет глотнуть
свежего воздуха. Все сквозняка боитесь. Кабинет у вас плохо проветрен". Вот
и свежий воздух. Вот и сквозняк. Вот товарищ Дерябин и проветрился в