"Евгений Воробьев. Высота" - читать интересную книгу автора

Только сейчас он вылез из своей будки и посмотрел на царгу, которую
поднимал. Он устал от одиночества и молчания - все утро с ним говорили
жестами, как с глухонемым. И сейчас с ним никто не заговаривал. Неизвестно к
кому обращаясь, он неестественно громко сказал:
- У нас на Байкале тоже ветерок налетает иногда. Короткий, а злой!
Катер перевернуть ему ничего не стоит. Сарма называют у нас тот ветер!
Пасечник, не дойдя до монтажников, крикнул издали:
- Дайте мне, не то помру!
Он приложил два пальца к губам и быстро отнял их, Давая понять, от чего
именно может умереть, если не уважат его просьбу. Ему протянули сигареты, а
Катя - пачку "Беломора".
Пасечник не обратил никакого внимания на Катин "Беломор".
- А махорочкой не разживусь? Которая позлее?
Ему протянули несколько кисетов.
Катя так и осталась стоять с протянутой пачкой. Она торопливо спрятала
папиросы в карман.
"И не поблагодарил даже. Не заметил, что я его угощала? А может, он
меня вообще не видел? Или притворился? Не нравится, что курящая..."
- Лучше меня угостите папироской, - донесся до Кати знакомый голос.
Хаенко стоял рядом и, ухмыляясь, протягивал руку к Катиной груди. Из ее
нагрудного кармана торчал "Беломор".
- Поскольку у вас все равно одна лишняя папироска образовалась, -
продолжал Хаенко. - А я кавалер не такой капризный.
- А ну проваливай, - сразу зашлась от злости Катя. - Кавалер! Душа у
тебя заячья.
Она демонстративно отвернулась.
Пачка "Беломора" давно была спрятана в карман, и уже давно она прогнала
Хаенко, однако горькая обида не проходила.
"Может, Пасечник меня в самом деле не увидел? Нашла из-за чего
расстраиваться. Из-за такого ерундовского пустяка!"
Но забыть о ерундовском пустяке никак не удавалось. Для Кати было
новостью, что она может обидеться по такому поводу. Бывали случаи и
посерьезней, однако на других парней, например на этого самого Хаенко, она
так не обижалась.
Монтажники сгрудились в тесный кружок, чтобы легче было свернуть
цигарки на ветру.
Борис пожалел, что не курит, а то бы он ничем не отличался от всех
остальных. Он опасливо вглядывался в лица: не смотрит ли на него кто-нибудь
с усмешкой? Как будто нет. Может, и в самом деле никто не заметил, как он
плакал?
- Прошу, товарищ прораб! - гостеприимно раздернул Пасечник чужой кисет,
увидев подходившего Токмакова.
Чья-то черная рука протянула из-за плеча обрывок газеты.
- Родная газетка! "Каменогорский рабочий"! - обрадовался Пасечник. -
Вот ее и свернем, товарищ корреспондент.
- И мне клочок оставьте, - добродушно сказал Нежданов.
- Ишь! А у самого сердце рвется: газетку скуривают! - поддел Карпухин.
Токмаков начал скручивать цигарку и все никак не мог ее скрутить
дрожащими пальцами, рассыпал махорку.
Пришлось позаимствовать еще щепотку из чужого кисета.