"Андрей Воронин. Бык в загоне " - читать интересную книгу автора

называемого "вора в законе", если среди вас такие есть. Оправданием может
быть только паралич или смерть.
Всем понятно?
Теперь в строю уже никто не улыбался - даже последний педераст Манька.
Эти слова подтверждали самые худшие опасения относительно соликамского
прошлого старлея.
А Смирнов, продолжая испытующе буравить заключенных маленькими, близко
посаженными глазками, продолжал:
- В моем отряде будет железная дисциплина.
Вставшим на правильный путь исправления я лично гарантирую
условно-досрочное освобождение.
Те же, кто причисляет себя к так называемому "отрицалову", будут крыть
своими вшивыми животами цемент в ШИЗО. На свободу, быдло, вы пойдете или с
чистой совестью, или с дырявыми легкими и опущенными почками.
После этих слов над грязным, утоптанным сотнями кирзачей-"говнодавов"
снегом, над десятками шапок-ушанок, над всем унылым пейзажем зоны,
перечеркнутым колючей проволокой, повисло тягостное молчание. Казалось,
пролети сейчас муха - лопнут барабанные перепонки.
Сделав еще несколько шажков, Смирнов неожиданно упер свою колючий
взгляд в Никитина.
Бывает так: один человек сразу же, с первого взгляда вызывает в другом
острую, безотчетную неприязнь. Почему?
Может быть, старлею не понравился слишком независимый взгляд зека,
может быть, его задела брезгливая ухмылка заключенного, которую он случайно
перехватил...
- Ты! - толстый палец нового начальника отряда не мог дотянуться до
бушлата Никитина, но не было никаких сомнений, что обращение относится
именно к нему.
Никитин вздохнул.
- Ну я... - даже не пытаясь скрыть недовольства, отозвался он.
Новый начальник отряда начал закипать: нехороший прищур, делавший его
глаза еще более маленькими, и оттопыренная нижняя губа свидетельствовали,
что теперь зеку неприятностей не миновать.
- Представьтесь по форме... - медленно, словно раздумывая, сказал
Смирнов. - Как положено.
- Осужденный Никитин, статья двести восемнадцатая, часть вторая, два
года, - ответил зек, глядя в сторону, после чего перевел взгляд на старлея,
и тот понял: этот заключенный обращения "быдло" может и не простить.
Но старлей понимал и другое: если сейчас же, перед всем строем не
поставить этого хрена с бугра на место, то в будущем прецедент может
принести массу хлопот. Главное - сразу же показать свою власть; дать
понять, что судьба всего отряда, всех ста человек - в его, старлея, руках.
Пожевав губами, словно раздумывая, Смирнов наконец произнес, чеканя
каждое слово:
- Козлина, не строй из себя целку-жулика, я тебя все равно обломаю. Не
таких обла...
Договорить он не успел - кулак Никитина угодил прямо в челюсть
обидчика.
Дальше события развивались довольно быстро.
Выскочив из строя, разозленный заключенный сперва саданул старлея