"Андрей Воронин. Рукопись Платона ("Княжна Мария" #04) " - читать интересную книгу автора

терпеливой покорностью снося вспыхнувшую в кончиках обмороженных пальцев
боль. "Проклятье, - подумал он, - а ведь я не в силах этого сделать! Я,
лейтенант французской армии, не могу выполнить прямой приказ своего
начальника по той причине, что у меня не осталось сил!"
На мгновение он снова впал в болезненное состояние между сном и
бодрствованием, и в этом теплом полубреду ему явилось странное видение. За
спиной у стоявшего напротив сапера вдруг возник смутный женский силуэт с
туманным сиянием вокруг головы. При виде этой фигуры, совершенно здесь
неуместной, душа лейтенанта Бертье наполнилась теплом и покоем. Ему
приходилось слышать, что точно такие же ощущения человек испытывает за
мгновение до того, как замерзнуть насмерть, но он уже знал, что не
замерзнет. Да, именно знал, потому что появление незнакомки неожиданно
преисполнило его твердой уверенности в том, что все закончится хорошо.
Незнакомки... Поразмыслив совсем чуть-чуть, лейтенант Бертье решил, что
никакими незнакомками здесь, пожалуй, и не пахло. Женщина, вернее, дева,
стоявшая за пределами отбрасываемого костром светового круга, была ему
хорошо знакома - так же, впрочем, как и любому доброму христианину.
Если, конечно, все это не было обычным бредом...
Бертье усилием воли заставил себя сосредоточиться, на мгновение
зажмурился и снова открыл глаза.
Женская фигура, померещившаяся ему минуту назад, исчезла. Солдаты
стояли вокруг, греясь у огня, и не проявляли ни малейших признаков
удивления, из чего Бертье сделал вывод, что они ничего не видели. Они и не
могли ничего видеть, потому что никаких женщин здесь, на обезображенном
трупами ледяном берегу, не было и быть не могло - ни святых, ни грешных.
Лейтенант Бертье не считал себя достаточно ревностным католиком для того,
чтобы ему являлись святые видения; рассуждая здраво и беспристрастно, место
ему было в аду, и он это отлично понимал.
- Саперы, - прохрипел он, мучительным усилием воли заставляя себя
окончательно проснуться и убрать от огня ноющие руки, - нас зовет долг.
Франция зовет, саперы!
Никто не отозвался, и он замолчал, мучительно пытаясь понять, говорил
ли что-нибудь вообще или это ему приснилось. Больное горло саднило - значит,
все-таки говорил. Люди смотрели куда угодно, только не на него, и он понял,
что болезнь, усталость и бред здесь ни при чем - они просто не хотели
повиноваться. Эти трусливые скоты, судя по их угрюмым разбойничьим
физиономиям, похоже, считали, что сполна оплатили свой долг перед Францией и
императором. Бертье ощутил пугающее бессилие; более всего на свете ему
сейчас хотелось проснуться. Рука его сама собою опустилась к поясу, но
вместо эфеса шпаги пальцы нащупали пустые ножны.
- Второй взвод, - с трудом возвысив голос, прорычал он, совсем как
майор Мишлен четверть часа назад, - слушай приказ! Стройся! К бою!
Вокруг огня произошло какое-то движение. Два или три прибившихся к
костру пехотинца попятились и беззвучно исчезли в темноте; огромный, как
крепостная башня, гренадер угрюмо покосился на лейтенанта, переступил с ноги
на ногу и отвернулся, а один из кирасир презрительно усмехнулся в рыжеватые,
подпаленные трубкой усы и, присев, поворошил палкой тлеющие угли.
- Что я вижу? - зловещим тоном произнес Бертье, оставляя в покое пустые
ножны и кладя ладонь на рукоять пистолета. - Как я должен это понимать? Вы
отказываетесь повиноваться? Это бунт? Дезертирство? В таком случае я буду