"Любовь Федоровна Воронкова. Село Городище " - читать интересную книгу автора

- А что же я, на горбу притащу? - отвечал гость, закручивая
цигарку. - Или до хорошей погоды буду на шоссе стоять?
Отец еще сильнее задергал свой ус.
- Что же делать-то будем, а? Бабы!
- А что же делать? - сказала мать своим негромким голосом. - Надо нам
всем колхозом собраться да на горбу и тащить. Товарищу-то, - она кивнула
головой на приезжего, - уезжать надо. Он картошку может и обратно увезти.
А уж мы-то картошку обратно отпустить никак не можем. Нам поле незасеянное
оставить никак нельзя. Да что я тебя, Василий Матвеевич, учу - ты и сам
все лучше меня знаешь!
Отец быстро встал, надвинул шапку и застучал палкой к двери.
- Ну, вы, когда так, собирайтесь. Пойду народ созову... А уж ты,
друг, не торопись. Сейчас всем миром нагрянем, освободим тебе машину!
- Пускай и ребятишки идут! - крикнула ему вслед мать. А сама стала
одеваться.
- И ребятишки? - спросила Груня. - А я?
- Да куда еще ты пойдешь! - сказала соседка Федосья. - Башмаки на
ногах худые, на улице - холод да грязь. Авось и без тебя управятся.
Груня обрадовалась. Как хорошо, что без нее управятся! На улице
холодно, на весну не похоже. Грачи прилетели, а весны не принесли, сами
ходят мокрые, как вороны. Идти до шоссе по грязи, по мокрому снегу, под
дождем... Потом тащить оттуда картошку... А ведь картошка-то - она как
камень тяжелая!.. Но если управятся... Так уж лучше Груня останется дома.
- Зато ужин сварю, щепок насушу на завтра... Да, мам?
Мать не отвечала Груне. Она достала с полки мешок и глядела - не
худой ли. Соседка Федосья подпоясала широкий холщовый фартук.
- Мешка-то у меня нет ни одного. В фартук насыплю.
- Может, и мне встать? - проохала бабушка. - Все полмерки притащу!
- Лежи, лежи, мама, - сказала мать, - лежи и не беспокойся. Куда ты
пойдешь? Тебя и так-то ноги не держат!
Груня не знала, что делать. Бабушка и то идти хочет, а она не идет.
Но ведь говорят, что управятся... И потом, у нее башмаки совсем худые
стали, промокают... Но тут, некстати, живые глаза ее заметили, как обута
толстая больная соседка Федосья - худые галоши, привязанные к валенкам
веревочками. А валенки разбитые, разбухшие...
Груня схватила свою единственную одежонку, оставшуюся от пожарища, -
рыжий овчинный полушубок, и быстро оделась.
- Я тоже пойду, мам!
А мать словно и так знала, что Груня пойдет.
- Ступай зови девчонок, - сказала она. - Пускай ведра берут,
корзинки, мешки - у кого что есть. Всех зови! Только смотри ни на кого не
кричи, не ссорься, говори с людьми по-хорошему. Так-то лучше будет.


ОСОБЫЙ ЧЕЛОВЕК

Груня вышла на улицу. Улицу намечали только деревья, растущие вдоль
дороги, да кусты палисадника. Но ни одной избы не было на посаде. Лишь
печные трубы торчали над темными грудами кирпича и глины. Странный,
сиротливый вид был у этих труб, словно зябли они под дождем и ветром,