"Арсений Васильевич Ворожейкин. Истребители (про войну)" - читать интересную книгу автора

в шутку иногда называли такие сборища говорунов, "банчек". Видя, что
.командир в хорошем настроении, кто-то спросил:
- А нас скоро отсюда... высвободят?
Василий Васильевич нахмурил светлые брови и отрывисто, недовольно бросил:
- Приказано ждать у моря погоды.
И тут же шумно поднялся, пошел умываться. По нетвердой походке нетрудно
было догадаться, что наш комэска выпил, и крепко.
Красноюрченко, выразительно проводив взглядом Василия Васильевича, с
тревогой в голосе сказал:
- Опять начинается. Теперь добра не жди!
Обращенное ко мне, комиссару, это предупреждение требовало каких-то
действий. Каких?
Василий Васильевич - прямая и вместе с тем сложная натура.
Одно время у нас, молодых летчиков, сложилось мнение, что И-16 очень строг
в управлении и может на любой высоте и скорости непроизвольно свалиться в
штопор. Василий Васильевич с нами не согласился. Нет, твердо возразил он,
этот самолет, как никакой из всех предшествующих, послушен воле человека.
Только И-16 любит, чтобы его хорошо понимали. Тогда он готов делать все
безотказно. Летчик не может жить в дружбе с самолетом, если он не постиг
всех его капризов.
И вот каким образом подтвердил Василий Васильевич свои слова.
Набрав над аэродромом столько высоты, сколько нужно для выполнения
тринадцати витков, и поставив нос машины в направлении посадочного "Т", он
ввел И-16 в штопор. Весь аэродром замер, когда его самолет с быстротой,
едва позволявшей вести отсчет, стал выписывать вертикально к земле виток
за витком: семь, десять, двенадцать .. Казалось, катастрофа неизбежна. Но
умелая рука, подчинявшая себе все движения самолета, без секундной доли
промедления прекратила головокружительное вращение на тринадцатом (чертова
дюжина!) витке и вывела машину. Вслед за тем с высоты не более пяти метров
он пошел на "петлю", описал ее, снова кверху, делая восходящие бочки;
потом, медленно опустив нос, выключил мотор и после одного витка спирали
приземлился точно у посадочного знака...
Удивительная легкость всех стремительных движений самолета, сочетающаяся с
акробатической виртуозностью, делала высший пилотаж Гугашина красивым и
увлекательным. Нельзя было не позавидовать!
О нем часто говорили: "Василий Васильевич летает как бог". И он
действительно считал себя рожденным для полетов, всерьез верил, что у него
талант. Однажды между нами возник спор.
Я был моложе Василия Васильевича и, конечно, не так опытен, но все, что
сумел вынести за годы службы в авиации, заставляло меня с большим
сомнением, а то и с недоверием относиться к тем, кто считал, будто
профессия летчика - удел избранных, будто стать настоящим истребителем
может лишь носитель некоего особого таланта... Не встречалось газетной
заметки или рассказа о летчике, треть которых, а то и вся половина не была
бы посвящена живописанию детских лет героя, с обязательным упоминанием
таких подробностей, как восторг юношеской души перед полетами пернатых в
небе, как тяга еще с детства мастерить летающие модельки... И все эти
заштампованные детали получали всякий раз одно истолкование: таковы,
дескать, первые, неясные еще голоса призвания, таков проблеск будущего
летного таланта...