"Арсений Васильевич Ворожейкин. Истребители (про войну)" - читать интересную книгу автора

на пассивность. Вот я, например, и не мечтал стать летчиком. Что же,
выходит, теперь из меня не может получиться истребитель? Так? Никакое
предчувствие таланта меня не посещало, это точно!
- Что из тебя получится - не знаю, - сказал Василий Васильевич очень
серьезно, - а талант - как деньги. Или есть, или нет.
- Да ведь и деньги у нас трудом наживаются...
Этого сильного и мужественного человека губила водка. У всех в памяти был
недавний случай, когда Василий Васильевич чуть было не расстался с
авиацией. После грубого проступка, совершенного в пьяном виде, его
отстранили от командования, вызывали в Москву и хотели уволить из армии.
Василий Васильевич заверил, что с завтрашнего дня о нем ничего плохого
никто не услышит. Ему поверили. Вечером того же дня он напился до
бесчувствия и учинил громкий скандал. И снова предстал перед высоким
начальником, которому обещал исправиться.
- Вы не сдержали своего слова: напились и устроили дебош, - сказал
начальник. - Вам больше доверять нельзя!..
- Позвольте! Я вам обещал исправиться с сегодняшнего дня, а напился вчера.
Так что мое обещание еще не нарушено.
- Хотите выкрутиться, поиграть словами? Не выйдет!..
- Я говорю только то, что было, и прошу мне верить.
Только из уважения к высокому летному мастерству Василия Васильевича
оставили в авиации и предупредили в последний раз.
Вот уже несколько месяцев после этого случая он держался, как сам говорил,
в "норме", а сегодня "норма" заколебалась. Тяжело и горько было думать,
что этот прекрасный летчик, опытный командир и хороший товарищ может
запить в ответственный для эскадрильи момент.
Я уже отдыхал, когда он подошел и, грузно опускаясь на свою кровать,
сказал:
- Что, комиссар, задумался? Грустишь?
- А тебе весело?
Он меня понял и с прямотой, ему присущей, сказал в сердцах:
- Не выдержал, согрешил. Обидно: все с Грицевцом уехали, а нас здесь, как
прокаженных, высадили.
Он горестно покрутил своей большой головой, очень прямо посаженной на
широкие плечи, предвкушая сон, сладко вытянулся.
- Давай-ка, комиссар, спать! Утро вечера мудренее, - и под нос замурлыкал:
Взвейтесь, соколы, орлами,
Бросьте таре горевать!
То ли дело под шатрами
В поле лагерем стоять!
- Это что, твоя молитва на сон грядущий? - спросил я, не сдерживая улыбки.
- Успокаиваю себя. Не терплю безделья и неопределенности.
Что правда, то правда, - и по себе, и по поведению других летчиков я мог
заметить, как гнетет людей эта неопределенность, неясность обстановки,
когда, кажется, нет для всех разумного, полезного занятия. Прискорбно, что
первой жертвой этого настроения стал сам командир. Для себя же я твердо
наметил: завтра же, с утра, расскажу людям о прошедшей сессии Верховного
Совета. Особенно подробно надо остановиться на заявлении нашего
правительства о решимости защищать границы дружественной нам Монголии...
Далее: надо составить план занятий с летным составом хотя бы на пару дней.