"Михаил Васильевич Ворскла. Письма в Снетин " - читать интересную книгу автора

стоял и хотел идти, но удивился, что за такие хлибустьеры. "А зачем вам
они?" - спрашивает тот. Насмехался над нами. Потому что, как это, зачем? Это
он уже начинал над нами издеваться. "Слышь, ты, понял? давай сюда!" -
крикнул Толя ему. "Сейчас дам", - тот в ответ. А потом приблизился и
высказал: "Все вы лбами, ребята, крепки, с вами только драться, но все же
берегитесь подпускать того, что с большим шнобелем: и своих зашибет, и сам
убьется". Это он мне, понимаете? Мне! Мой изъян подметил и посмеялся. Я его
ничуть не трогал. Еще ничего даже сделать не успел. Я не смог сдержаться. Я
не сдержался.

(Рассказывал Александр Коваленко, водитель двадцати семи лет )

Мы не знали, что и сказать. Хотели наказать наглеца, а вроде и смешно
было. Это ж правда, что у Пилипка нос большой, мы сами его все время
дразним. Но то, видишь ли, мы, нам можно. Пилипко выскочил к тому пацану и
хотел его уже начать драть. А тот шустрый. Этот очень от обиды зол, аж
трясется. А тот внезапно как заорет: "Всем стоять, ни с места!" Орет, типа,
как мент или сержант, так что мы на минуту и застыли, даже думали, сейчас
всех и повяжут. А тот что-то неясное, или кашлянул, или сплюнул чего-то на
снег, и упал. Вот, типа, сам по себе. Никто до него еще и пальцем не
дотронулся. Его Пилипко забил бы лежачего, но застал нас Сирко, то есть
учитель наш по истории, Сергей Иванович. А, он у нас еще классным был,
точно, я и позабыл. Нам на него и наплевать всегда было, еще даже в школе, а
тут он говорит: "Докатились, типа, убили!" Да кто? Да он сам! Ну и чего-то
струхнули малость, что, может, он и вправду умер. Мы Пилипка прогнали. А
Сирко не отстает, все выспрашивает: "Откуда он? Не наш. Зачем чужого
приговорили? Теперь областную прокуратуру припишут к этому делу". О тот,
оказывается, живой еще был, но горячий, аж снег шипел. Так, не вру. Мы его
скоренько в автобус запихнули, чтобы он ехал своей дорогой. А Пилипко в тот
же день и с Бурьянко подрался. Ему-то куда злость девать?

Летите, птицы всполошенные. Да не кричите, а прочь улетайте. Будут ваши
гнезда весной разорять и будущих птенцов не убережете. Улетайте, да не
пускайте здесь по снегу беспокойных теней, и не пускайте нам в душу смутных
волнений.
А тот несчастный что говорит? Тот, кому в автобусе место уступили. Что
с ним, с несчастным? Ему и душно, и тошно. И отчего это все? Отчего? Попал в
иную жизнь, как в прорубь провалился, чрез обломки льда и ледяную воду, и
оказался на противоположной стороне. Не жизнь, а муки одни. Ему, видно,
кто-то темный перекрывает дыхание. У него лицо меркнет, и нет никаких сил
терпеть. "Скажите, скажите ради всего святого, что теперь за остановка?"

2

Дорога на Украине легко вьется меж полей, то с одной стороны, то с
другой усаженная необычайной высоты пирамидальными тополями. Дружно набегают
они и солнцем мигают из ветвей, и словно гигантской нескончаемой гребенкой
расчесывают поднебесные просторы. Они расчесывают нежнейших тонов невесомые
перистые облака в поднебесье. Они мигают не горячим, крадущимся по острому
ножу горизонта зимним солнцем. В лощинах в окруженье изящно выбеленных садов