"Михаил Васильевич Ворскла. Русалка " - читать интересную книгу автора

- Хлопец? Хлопца нет. Я на мотоцикл, вернее, Николай - на мотоцикл, и
ну по ближним хуторам и по дальним. Бензин лишь напрасно пожог: простыл, как
говорится, и след. А потом пришел, под самый вечер. Пришел, и дождя как не
бывало. Ох, мы и бранили его. А он, поверите ли, ничего. Со всем соглашается
и смотрит словно в сторону, словно к кому-то другому пригляделся и его
слушает, а не родного батька. Я пытал его, пытал, ничего не узнал. А
ночью, - вы, наверно, знаете, что Дмитрик большой любитель у нас поговорить
во сне? Нет? Это еще с младенчества у него. Примется болтать что-то, да так
забавно, что послушал бы в другое время. А тут какой сон! И послушал я его.
- И запомнилось что-либо?
- Вся речь как огненными буквами в сердце прописалась.

И рассказывал батько, как проезжал Дмитрик ярами, и как стала завлекать
его неизвестная сила. Соблазняла свернуть в сторону, сладким голосом душу
обволакивала, и он сворачивал. Бросал телегу, углублялся в высокий бурьян и
уходил глухими тропами в лиственную пущу, стелящуюся зелеными клубами по
склону. Везде ему предоставлялся проход, ветви расступались, травы
пригибались, как будто кто-то заботливые ладони подставлял под его стопы. По
округам трещали громы и мерцали неоновые молнии, а над его головой все было
тихо. Крикливые сойки и сорокопуты молкли, посвистывали лишь флейтами
мелодичные иволги. За пущей, в лугах, где никто никогда не косит и не сеет
ничего, открывался Дмитрику ставок в сплошном кольце тростника, обсаженный
тополями, в конце которого на гребле шумели вербы. Проходил Дмитрик, и
кланялись тростники многолюдной толпой, а тополя легко касались до него,
словно удивляясь. Проходил Дмитрик, и взлетала внезапно испуганная цапля, и
сам испуг ее грациозен был и изящен, а с ней поднималась с воды дюжина
других. Останавливался Дмитрик, оборачивался. Синие тучи грядами
громоздились по краям неба, яркое солнце светило над ставком. Кто звал его?
Кто приглашал его к себе? Поднимался он по берегу к прекрасным вербам и те
принимали его в свои объятья. И тут уж прямо фантастика приключалась. Сват
ничего не мог толком разобрать, как ни слушал: вербы серебристые, волосы
золотистые, смех небывалый, как детский, и журчанье вод. Сват долго решал
про себя, кто же больше выпил горилки, батько или он. И понимал, что батько,
и что, если его не догнать, полного постижения ни за что не будет.
"Постойте, погодите", - перебивал он рассказчика и поспешно шарил руками по
столу - "Петро Михайлович! Мне за вами не угнаться. Вот я к вам на
чем-нибудь подъеду". Но подъехать совершенно было не на чем.

Рассказывал батько между прочим и то, что слышал от других, как однажды
шли гречишным полем косари, присматривали будущие покосы да и свернули в яр,
где блестел на солнце ставок.
- Ну, смотри, дядько Панас, - говорил один, - сидит там хлопчик на
берегу, ты не верил мне.
- Но что ему делать там? - удивлялся другой, - Да и чей он? Ни села, ни
хутора поблизости нет.
- То-то, что не купается и рыбу не ловит. А по виду напоминает он, -
заключал первый, - Гарбузова сына, есть у них белявый один.
- Вот что, Сашко. - говорил решительно второй, - Петро Михайлович
хороший человек, его и в соседних селах с уважением вспоминают. Не
поленимся, подойдем к хлопцу. Может, заблудился он. Таки тут что-то не то.