"Зоя Ивановна Воскресенская. Сердце матери " - читать интересную книгу автора

Володю. А Красная Шапочка - Маняша узнавала всех. В барышне-крестьянке она
сразу угадала Олину подружку Сашу Щербо, в Дон Кихоте - Митиного приятеля
Алешу Яковлева и, конечно, узнала в маленьком гноме пятилетнего Сашу, сына
директора гимназии. Только спутала сначала маму с Аней. Две тоненькие
елочки, закутанные в зеленую бахрому, танцевали лучше всех, но у
мамы-елочки из-под зеленой шляпы выбилась белая прядь волос.
Кот в сапогах был неистощим на выдумки. Он был и актером и режиссером,
придумывал веселые шарады и первый запевал ломающимся голосом.
- Я совсем погибаю, милый друг... - пел Кот в сапогах подруге-испанке
и, сорвавшись на высокой ноте, смеялся звонко, вытирал лапой в белой
варежке слезы под маской и признавался: - Вот видишь, младая испанка,
совсем погиб я...
До самого утра светились окна в доме Ульяновых. Два раза меняли свечи
на елке. Кружились, изнемогая от смеха и веселья, пары. Без устали играла
мама-елочка на рояле то нежные вальсы, то задорную плясовую. А сколько
песен было спето!..
Спать расходились усталые, счастливые. Впереди была еще целая неделя
веселых каникул...
...Но кончились каникулы.
Утром Володя, Оля, Митя и Маняша, вскинув за плечи ранцы, отправились
в гимназию, Илья Николаевич пошел к себе в кабинет заканчивать годовой
отчет. Мария Александровна с Аней разбирали елку, аккуратно укладывали
самодельные игрушки в коробки из-под ботинок и вполголоса обсуждали, как
там Саша в Петербурге, так ли весело он провел свои каникулы. Аня
собиралась возвращаться в Петербург на курсы.
Елка опустела. Дождем сыпалась с нее хвоя, на ветках поблескивали
осенней паутиной ниточки канители, под ногами хрустела бертолетова соль,
изображавшая снег.
Аня понесла коробки с елочными игрушками на чердак. Мария
Александровна взяла в передней с полки "ежик" и стала чистить стекла на
лампах. Мягко ступая, зашла в кабинет Ильи Николаевича. Он сидел за
письменным столом прямой, развернув плечи, так же, как учил сидеть за
партой учеников, и ручку легко сжимал пальцами, и лист бумаги лежал перед
ним чуть повернутым влево. Он сам делал всегда так, как учил детей.
Мария Александровна сняла с лампы стекло, подышала в него, прочистила
"ежиком", подровняла ножницами фитиль в лампе. За окном вьюжило,
надвигались ранние зимние сумерки.
Илья Николаевич откинулся на спинку стула.
- Не зажигай пока лампу. Посумерничаем.
- Тебе пора отдохнуть, - сказала Мария Александровна.
- Я не устал, и осталось совсем немного.
Илья Николаевич перебирал на столе листы, исписанные красивым, четким
почерком.
- Помнишь, Машенька, шестнадцать лет назад, когда мы с тобой приехали
в Симбирск, я насчитал тогда по всей губернии...
- ...восемьдесят девять школ, - подхватила Мария Александровна.
- А сколько учеников в них было? - тоном экзаменатора шутливо спросил
Илья Николаевич.
О, она очень хорошо помнит: две тысячи учащихся на всю губернию.
- А сейчас, Машенька, в губернии четыреста тридцать четыре школы, и