"Евгений Войскунский, Исай Лукодьянов. Повесть об океане и королевском кухаре" - читать интересную книгу автора

Не сразу удалось ему выбраться на берег. Откатывающиеся волны отбрасывали
его, и Хайме даже стало страшновато. Он колотил воду руками и наконец
пересилил волны. Некоторое время он лежал на мокром песке, глотая воздух.
Потом, обсохнув на ветерке, оделся и медленно, еще чувствуя соленую силу
океана в своем теле, пошел к харчевне у дороги - там он оставил коня.
Хайме нарочно выбрал для купания такое уединенное место. В Кастеллонии
купаются для собственного удовольствия только дети рыбаков. Если бы при
дворе узнали, что он уезжает к океанскому берегу и плавает в воде, это
вызвало бы удивление и насмешки. Хайме даже покраснел при этой мысли. Он
пришпорил коня и поскакал по каменистой дороге вдоль Риу-Селесто в город.
Ветер бил ему в лицо, заходящее солнце припекало спину, а в ушах еще
стоял шум океанского прибоя.
Шум океана!..
Сегодня утром у него, Хайме, был новый разговор с сеньором Кучильо.
Осторожный купец опять уклонился от определенного ответа, но Хайме
почувствовал, что толстяк Кучильо проявляет к делу интерес. Он долго
расспрашивал Хайме, сколько продлится плавание и какой груз сможет взять
каравелла, ну и все подсчитывал, подсчитывал на огромных четках. А к концу
разговора выполз из покоев Падильо на своих скрюченных ногах, сам сеньор
Падильо, богаче которого, по слухам, не было никого в Кастеллонии и который
давно уже не показывался на людях, томимый болезнью. Да, сам Падильо вышел,
поддерживаемый слугами, и благосклонно кивал лысой головой, выслушивая
ответы Хайме.
Что-то сдвинулось с места, Хайме чувствовал это. Святой Пакомио, сделай
так, чтобы сбылась мечта! Копыта усталого коня зацокали по булыжнику южного
предместья. Хайме упер левую руку в бок, расправил плечи. Покрикивал на
зевак, подмигивал девушкампростолюдинкам.
В доме дуна Абрахама ужинали поздно: после возвращения хозяина из дворца.
На длинном столе в серебряных подсвечниках горели дорогие свечи. Дун Абрахам
быстро прочел молитву, снял крышку с блюда и положил себе в подогретую
тарелку изрядный кусок говядины, тушенной со свиным салом. Затем взял
новомодные серебряные вилы, нарочно придуманные для того, чтобы носить пищу
ко рту, не пачкая жабо. Наколов на вилы кусок, он препроводил его в рот и
долго смаковал, полузакрыв глаза.
- Не находите ли вы, - обратился он к супруге, - что лаврового листа мало?
Дородная жена была так туго зашнурована, что едва могла глотать пищу, -
это с недавних пор, в ожидании графского титула дун Абрахам велел ей
шнуроваться. Она сидела прямо, чуть дыша. Услышав вопрос, супруга открыла
рот, чтобы подтвердить недостаток лаврового листа, но тут в столовую, звеня
шпорами, вошел Хайме.
Дун Абрахам сурово взглянул на его потное загорелое лицо, на пыльные
кружева манжет.
- Почему вы опаздываете? - спросил он.
- Дун Висенте позвал меня с приятелями посмотреть свою новую конюшню, -
выпалил Хайме заранее приготовленный ответ.
Некоторое время молча ели. Дун Абрахам сопя обгладывал кость, и по этому
сопению Хайме предчувствовал грозу. Он повертел в руках серебряные вилы и,
подмигнув сестре, пятнадцатилетней Росалии, ткнул вилами в мясо обратной,
тупой, стороной. Росалия прыснула, нагнувшись над тарелкой.
Дун Абрахам отшвырнул кость и погрузил жирные пальцы в чашу с розовой