"Евгений Войскунский, Исай Лукодьянов. На перекрестках времени (Авт.сб. "Очень далекий Тартесс")" - читать интересную книгу автора

с временем дня, я понял, что вас пригласили на завтрак в клубе Общества -
вот и все. Не представите ли вы меня своему приятелю, Ватсон?
Произнося эту длинную тираду, Холмс не преминул окинуть сэра Артура
быстрым проницательным взглядом. Тот, пряча улыбку под своими толстыми
усами, рассматривал Холмса с любопытством, не выходящим, впрочем, за рамки
приличия.
- О, прошу прощения, джентльмены, - сказал я. - Мистер Холмс, Шерлок
Холмс, частный следователь и химик-любитель. А это - мой приятель по
клубу...
- Сэр Артур Конан Доил, - перебил меня Холмс. - Врач, путешественник и
писатель. К сожалению, немного увлекается спиритизмом. Очень приятно, сэр
Артур. Как поживаете, сэр?
- Как поживаете, мистер Холмс? - приветливо сказал сэр Артур. - Очень
приятно, я много слышал о вас.
- Это делает мне честь, сэр. В свою очередь, скажу, что сведения о вас
и ваши фотографии помещены во многих британских справочниках. Однако я
вынужден просить прощения: неотложное дело требует присутствия доктора
Ватсона в другом месте. Ватсон, вам придется заехать домой за зубной
щеткой и оставить записку жене. В 14:45 мы выезжаем дуврским экспрессом с
вокзала Черинг-Кросс. Завтра мы должны быть в Париже. Прошу прощения, сэр
Артур. Было очень приятно познакомиться.
- Одну минутку, мистер Холмс, - сказал сэр Артур, умоляюще глядя на
моего старого друга. - Не могу ли я вам быть полезен в Париже? Я бывалый
человек, уверяю вас.
- Что ж, - сказал Холмс. - Вы окажете мне честь, сэр Артур. В дороге я
попробую разочаровать вас в спиритизме. Пошлите за кэбом, Ватсон.
Я не сомневался, что Холмса пригласили в Париж для участия в следствии
о пропаже "Джоконды". Но дело оказалось вовсе не в "Джоконде". Мы
столкнулись с таким удивительным, необъяснимым явлением, что даже Холмс, с
его проницательностью и ясным умом, был поставлен в тупик.
Но не буду забегать вперед.
Итак, префект полиции, сухощавый француз с черными, как смоль,
бакенбардами, встретил нас на вокзале и повез прямо в Лувр. Признаться, я
несколько усомнился в правдивости той истории, которую префект рассказал
нам по дороге. По его словам выходило, что позавчера среди бела дня
неизвестные злоумышленники похитили из Лувра статую Ники Самофракийской -
богини победы.
Я не раз бывал в Лувре и каждый раз любовался этой статуей - гениальным
созданием неизвестного греческого ваятеля третьего или четвертого века до
рождества Христова. У нее не было ни головы, ни рук, только сильное
стройное тело, устремленное вперед, и расправленные в полете крылья за
спиной.
Вполне можно было себе представить, как при известной ловкости похитили
"Джоконду", в конце концов, это был кусок холста в четыре квадратных фута
и весом вместе с рамой не более десяти фунтов. Но унести - среди бела дня!
- огромную статую, весившую не менее трех тысяч фунтов...
Префект говорил со свойственной французам экспансивностью и, я бы
сказал, с неприличной для английского уха громкостью, к тому же он был
очень взволнован и картавил сверх всякой меры. Холмс вежливо слушал его
речь, а я... Словом, я сомневался.