"Владимир Возовиков. Четырнадцатый костер" - читать интересную книгу автора

рюкзаки: ведь на охоте пустой ягдташ - самый тяжелый.
Мы шли домой: приятель - кромкой бора, я - немного углубясь в заросли,
так, чтобы на больших прогалах и просеках поджидать друг друга. На пути с
охоты ощущение усталости быстро нарастает, внимание притупляется, и ты уже
думаешь не столько о трофеях, сколько о местечке за уютным деревенским
столом, на котором тебя дожидаются соленые грузди с горячей рассыпчатой
картошкой, шипящая сковородка жаркого и охотничьи истории. На широкой
бугристой поляне я уже собирался закинуть на плечо потяжелевшее ружье, но
слабый шорох заставил резко обернуться: крупный беляк огромными прыжками
уходил по косогору, еще миг-другой - и его скроет заснеженный гребень.
Я не люблю стрелять навскидку. Именно при вскидке чаще всего случаются
неверные выстрелы, когда дичь попадает в край дробовой осыпи и уходит
покалеченной. Однако в тот день мы слишком долго ждали, и меня не хватило на
то, чтобы упустить единственный шанс на удачу, хотя выцеливать зайца было
некогда.
За вспышкой выстрела беляка сильно мотнуло на самой вершине угора, но
остался ли он на месте, различить я не успел. На бегу дозаряжая тулку,
выскочил из низины - зайца не было. Трехлапый след уводил через поляну в
гущу бора. Четвертая лапа зверька, видно, беспомощно моталась, оставляя на
снегу однообразные зигзаги. Стоя над следом подранка, я зло обругал себя.
Для охотника не бесчестье вернуться с пустой сумой. Бесчестье - оставить в
лесу зверька, обреченного на медленную, мучительную смерть. Воспоминание о
каждом таком подранке и через многие годы заставляет краснеть.
Три заячьих лапы в любом случае выиграют состязание с двумя человечьими
ногами, и все же я себе поклялся: буду преследовать подранка до полной
темноты, пока можно различить след.
Первая небольшая петля и тут же вторая заставили ускорить шаг и при
этом не слишком шуметь. Подранок спешил запутать след, и у него не хватало
сил на большие круги. Теперь я знал, что к ночи погоня наверняка закончится.
В какой-то момент почудился слабый заячий крик - этот крик мог быть только
предсмертным, значит, была другая рана, и она остановила неутомимое заячье
сердце. Или то вскрикнула сойка? Или то была слуховая галлюцинация?..
Я уже не шел - мчался через подлесок, прыгая через коряги, напрямую,
треща сухостоем и валежником, продирался через кустарник, едва взглядывая на
след и нимало не заботясь об осторожности. Впереди открывалась широкая
кочковатая согра с полосками частого тальника по краям, и хорошо знакомое
охотникам предчувствие шепнуло: "Внимание"...
Приготовил ружье, сдерживая дыхание, медленно ступил в кочкарник и
остановился - глаза мои встретились с другими глазами, настороженными,
испуганными, злыми. Круглые, выкаченные, подслеповатые, глаза эти упорно
смотрели прямо мне в лицо из-за ствола поваленного дерева, в них я прочел
страх, а вместе - недовольство от моего появления, и выражение это усиливали
острые лезвия ушей. Только глаза и уши да еще поднятый трубою пушистый
хвост - все, что виделось из-за дерева, и в оснеженном предвечернем лесу,
где сгущались тени, особенно заметные в глуховатой низине, среди сизых
тальников и седого бурелома, великолепный хвост зверя и уши казались
черно-бурыми, а глаза - угольно-черными, пронзительными, по-человечески
осмысленными.
В первый момент я опешил. Сколько раз до того приходилось стрелять в
бегущую и летящую дичь, видя лишь силуэт ее и в прозрении охотничьего азарта