"Катерина Врублевская. Дело о старинном портрете (Аполлинария Авилова-3) " - читать интересную книгу автора

листах были изображены легкие стулья, устремляющиеся вверх шкафы; округлые,
плавные формы мебели заставили меня разглядывать все до мельчайших
подробностей. Редкие декоративные элементы в стиле рококо и барокко не
затеняли общей картины новизны, лишь придавали ей еще больше очарования. Я
перебирала рисунки и не знала, на чем остановиться.
- Изумительно! - только и смогла воскликнуть я. - Что это? Никогда
прежде такого не видела! Так не бывает!
- Это называется модерн - новый стиль. В Германии его называют
югендстилем. Я узнал о нем совсем недавно, в училище, когда один из наших
студентов вернулся из Мюнхена и привез рисунки архитекторов Беренса и фон
Уде. А это, - он показал на наброски, - моя интерпретация немецких образов.
Когда Лазарь Петрович предложил мне нарисовать для вас мебель, я сразу сел
за работу и так увлекся, что просидел над картонами до рассвета. Работа
захватила меня. Мне понравилась идея внести в немецкий стиль русский
самобытный колорит. Вам нравится?
У художника даже речь изменилась. Голос стал тверже, фразы длиннее.
Пропал мастеровой. О стилях в искусстве со мной разговаривал образованный
московский студент. Я порадовалась этой перемене, так как сразу ощутила, что
молодой человек непрост и что ему тесны рамки отцовской мастерской.
- Конечно! Мне все нравится, даже не знаю что более всего. Так бы сразу
взяла и расставила: стол в центре, шкаф в тот угол, к окну, он будет хорошо
смотреться от входной двери. Только... - спохватилась я, - только кто все
это сделает? Было просто на бумаге, да забыли про овраги. Знаете такую
пословицу?
- Не волнуйтесь, Аполлинария Лазаревна, отец возьмется за эту работу, я
уже с ним беседовал. Утром я показал Серапиону Григорьевичу эскизы, и он
согласился взяться за заказ, даже ему интересно стало. Вы не подумайте, он
не такой ретроград, как кажется. Просто он основательный и не возьмется
делать заведомо плохую вещь. У него хорошие столяры, да и я сгожусь. С
детства рубанок в руках держал. Вот и вспомню, как отцу помогал. Не
повредит. - Протасов улыбнулся. - Руки чешутся самому сделать то, что
придумал.
- Неужели и вы будете тоже работать? - поразилась я. - Вы же художник,
вам руки беречь нужно. Может, не стоит? Будете наблюдать, показывать, что и
как, а делают пусть другие.
- Не страшно, мы привычные, - засмеялся он, и я вновь поразилась, как
освещает его улыбка. Передо мной снова стоял мастеровой, рубаха-парень.
Мы сговорились на том, что пока я закажу гарнитур для малой гостиной,
включающий стол, полдюжины стульев, небольшой диван, два кресла, шкаф и
комод, а дальше видно будет. И так работы для всей мастерской наберется не
менее чем на два месяца, и это если ничего переделывать не придется. А в
том, что придется переделывать, я не сомневалась: капризная из меня
заказчица, люблю, чтобы все было на самом высшем уровне.
После визита Протасова меня охватила бурная жажда деятельности.
Хотелось все перевернуть вверх дном. Я вдруг заметила, какой спертый воздух
в гостиной. Подойдя к окну, я распахнула створки, и прохладный ветер
ворвался в комнаты.
Я послала Дуняшу за двумя поденщицами, постоянно работавшими у меня по
большим стиркам, и, когда они явились, стала сыпать указаниями. Поденщицы
сняли и замочили занавеси, протерли пыль, залезая в самые далекие уголки под