"Иван Вырыпаев. Июль " - читать интересную книгу автора

встать, добраться до левого угла моей камеры, схватить его, а он, кстати,
этот поганый старичок, все шесть лет этих, твердит мне, что если буду я,
когда-нибудь его душить, или шею сворачивать, то, вроде бы, пожалуйста,
сопротивления, не окажет: -Бей меня, убивай, я в чужие дела на вмешиваюсь,
хочешь меня убить ? это твое личное дело, тебе решать?, - так говорил мне,
этот, из пазлов моей жены составленный, джакондовой вечностью и магазинским
картоном, насквозь провазелиновый Господьсоздательвсейвселенной-старичок.
Третья мысль:
Поговорить с ней. Вдруг, чудо, которое еще никогда со мной не
случалось (я чудес не видал и в них не верю), а теперь, а ну, вдруг,
теперь, в этой странной ситуации, возьмет, да и упадет на меня, как торт
крем-брюле, падает на голову господина в шляпе в смешных, комических
фильмах, вдруг?! Пойду я, пойду по улицам смешных комических фильмов,
пройдусь не раз, а сотни тысяч раз под окнами высоких домов из фильмов
этих, и вдруг.., вдруг, как в этих фильмах и положено, вдруг, из одного,
самого неприметного окна на -пятом- вдруг, да и сорвется с подоконника, ко
дню рождению маленькой именинницы Риты или Карины, приготовленный, и
ожидающий своего часа на подоконнике, крем-брюле торт . Поговорить с ней.
Раз в жизни и торт падает на голову, а вдруг, да и случится чудо!
Поговорить с ней. Вдруг, она возьмет, да и окажется первым в мире
человеком, который способен понять меня от начала до самого конца. Не
каждый же день выпадает случай, встретить женщину Жанну М. со странными
ногами и, с по-моему вкусу, налитой грудью, вдруг да поймет? Лети, лети,
крем-брюле, слушай меня Жанна. Шестьдесят три года я прожил, а так до сих
пор, ни разу ни с кем, так чтобы поняли меня, я и не поговорил.
Из этих трех мыслей промелькнувших в моей голове за одну единственную
секунду, я остановился на третьей. Но тут был и расчет, потому что, если
чего вдруг не выйдет с разговором, если Жанна, из моего детства, М., по
какой-либо причине не захочет меня выслушать, или окажется так, что чудо не
случилось, и кремовый торт не упал мне на шляпу, тогда я спокойно, если
никто не помешает (а кто мне помешает, все ведь думают, что я продолжаю
спать?), тогда я спокойно и уверенно, не теряя самообладания и не впадая в
ярость, но наоборот, очень жизнелюбиво и с достоинством, сначала, откручу
голову идее о жизнипослесмерти-вазелину-мерзкому-старичку, а после, часа за
два, ну, в крайнем случае, за три, разжую основные части тела любви моей
Жанны М, и уже внутри с ней (любовь - это поступки), я и предстану перед
дежурным врачом и санитарами, ну а там уж бог им судья: -Бейте меня,
убивайте, я в чужие дела не вмешиваюсь, хотите меня убить ? Это ваше личное
дело, вам решать.
- Не нужно меня есть, я тебя слушаю, говори.
Я ведь не слышу, что вы мне говорите, я ведь, семь лет уже не слышу ни
ноты, ни колокола, ни сигнала, и даже когда, я спал, даже в банке вазелина,
я не единого звука не слышал, и поэтому старичок этот (сломанный будильник
моей совести), старичок этот, не к ушам моим обращался, зная, что я глухой,
а проповеди свои ?проснись да проснись, не спать нужно, а жить?, спускал
холодной струей прямо по моему позвоночнику, так что после каждой его
проповеди -проснись, проснись- (будильник без сигнала и звонка), я часа
два, а то и три, а то и больше, пять шесть, семь, ходил потом, словно, с
мокрыми трусами, словно я обосался, или лежал (я ведь с кровати то не
вставал) лежал потом весь мокрый, а санитары и дежурный врач (без десяти