"Иван Вырыпаев. Июль " - читать интересную книгу автора

Тихо.
Нет ни одного поезда. Тихо.
И в этой полной, звенящей коровьим боталом, тишине, я наконец-то
поднялся с бомжачьего матраса, выбрался из кровавых картонных коробок,
вышел из под железнодорожного моста, осмотрелся куда мне идти, и увидев
церковь на холме, на окраине города Смоленска, решил пойти к ней, потому
что, по моему разумению, именно там, в церкви христовой, люди как никакие
другие, должны знать, где у них в городе находится дурдом.
Подойдя к Монастыревым воротам уже в полных тьмах, я сначала подумал:
да это же не простая, обычная церковь, а целый монастырь, еби его в рот, -
кто же меня сюда пустит то, в таком виде и в такое время?, но потом смотрю,
- ворота у них открыты, захожу на ихнюю территорию, никого, смотрю церковь
и там тоже двери настежь и никого. Захожу вовнутрь, тоже никого. Думаю: -
ну все, - или это засада, или они вымерли, или их убили всех, или тогда,
хуй его знает, че?!?. И с этими опасливыми мыслями я иду к алтарю,
центральные ворота тоже настежь, я вхожу в алтарь, напрямки через -царские-
так короче. И вот смотрю - стол, на нем скатерть, как бы из золота, но не
золото, а явно подделка, потом слышу позади себя женский голос, слышу,
что-то там кричит мне, вроде того, - что мне здесь нельзя, и кричит очень
испуганно, как будто, я не обычно стою, а сру тут, посреди, ихнего пустого
алтаря, но я не сру, а стою -обычно-, вот в чем нюанс. И тогда я
оборачиваюсь, и вижу, ничего себе, - посреди церкви баба лет сорока, и у
бабы этой, на лице отсутствует нос. Пригляделся еще раз, - нету. То есть он
когда-то был, и следы его былого присутствия на ее лице еще не до конца
стерлись но только теперь, этот нос неизвестно отчего, вдруг, растекся, по
всей бабьей роже, как желтый парафин, и все лицо бабы этой залепил,
превратив его в плоскую тарелку заляпанную лоснящимся восковым говном. Баба
давай кричать на меня, побежала ко мне, я отпрянул от нее чуть вглубь от
входа, баба остановилась и не идет дальше. Кричит, молится, пугает меня, но
зайти ко мне сюда в алтарь не решается, то ли меня боится, то ли бога
своего, который ее туда не пускает, а я уже сел на их стол с золотой
скатертью и жду, когда она заткнется, эта баба, но у самого уже тоже, нервы
стали потихонечку чесаться, но пока что жду. И хер его знает, чем бы там
все закончилось, скорее всего, я бы эту бабу, как того пса под мостом,
разломил бы на куски и съел, но тут, откуда неизвестно, явился поп в синей
спортивной куртке, как городские носят, и в брюках тоже, городских, с
лампасами, а на лице борода, поэтому я и понял, что он поп. -Поп " Июль", -
это я так подумал в первую секунду, - поп Июль, - так я подумал, но потом
уже, гораздо попозже, выяснилось, что этого попа не Июлем звали, а Мишей,
но это уже все после выяснилось, когда уже нам по хую было на имена и
фамилии.
Я 1950-го года рождения. И я несмотря, что уже седьмой десяток идет, я
еще очень сильный: и волей, и мышцами, и взглядом. Когда мне полтинник
справляли тринадцать лет назад, я перед собою поставил нашу корову и у всех
гостей на виду, с одного удара ей в голову, я ее повалил. Это не новость!
Это не новость! Это не новость! Это не новость! Я знаю. Это не новость! Да
знаю, я знаю, а зачем надо было кричать, что это не новость, я и сам знаю,
что не новость, а ор то поднимать на все деревню, рот свой поганый
открывать, зачем, я спрашиваю? И вот из-за того, что моя жена тогда,
крикнула, что это не новость, корову повалить, только вот из-за того, что