"Ловушка для Грейси" - читать интересную книгу автора (Уильямс Кэтти)

Глава 7

Явившись на работу утром следующего дня, Грейси узнала, что Моргана вызвали на срочное совещание в Париж, где он пробудет до середины недели. Она читала записку, написанную твердым знакомым почерком черными чернилами, и не понимала, какое чувство она испытывает в связи с его неожиданным отъездом облегчение или огорчение.

Она провела беспокойную ночь, метаясь в постели. Как только она впадала в полузабытье, в ее воображении ни с того ни с сего безжалостно возникал образ Моргана, заполняя все ее сознание и прогоняя сон.

Он сумел пробить барьер ее внешне невозмутимого спокойствия и заставил ее признать, что она испытывает к нему влечение. А теперь она вынуждена также признать, что любит его. У нее не было ни малейшего представления о том, что же ей теперь делать.

По каким-то неведомым причинам Моргана влекло к ней, но она точно знала, что его влечение не перерастет во что-то более глубокое. Ему не надо было объяснять ей, что он не верит в любовь, потому что это подразумевалось в каждом его слове и жесте, в кратковременности его любовных связей, в нетерпимом отношении к Рики, который испытывал искушение поставить свои чувства к Дженни выше интересов своей карьеры.

Он сказал ей, что с пониманием относится к ее отказу вступить с ним в любовную связь, и она ему поверила, но, спрашивала она себя, как долго это может продолжаться, если он наверняка знает, что достаточно одного его взгляда, одного прикосновения – и она растает.

Все новые и новые вопросы приходили ей на ум, и к обеду у нее разболелась голова. Она приняла две таблетки аспирина и пыталась съесть булочку с ветчиной и капустой, как вдруг зазвонил телефон.

Это был Тони. Он пригласил ее вечером на ужин, и она согласилась. Она не собиралась становиться в ряды тех женщин, которые всю жизнь сохнут из-за неудавшейся любви.

Они пошли в бар около Таймс-сквер, и на этот раз она выпила вина ровно столько, сколько могла осилить – не больше. Но она выпила достаточно, чтобы успокоить свои смятенные чувства, и к концу вечера они сильно развеселились.

С Тони можно было расслабиться. Он не был без ума от нее, но она ему очень нравилась, и его комплименты были как раз тем лекарством, в котором нуждалась Грейси для восстановления своего душевного равновесия.

Когда он высадил ее у дома, она поблагодарила его и быстро поцеловала в губы, слегка покраснев от его вопросительного взгляда.

– Вы думаете о чем-то или о ком-то другом, – сказал он горестно. – Либо это так, либо я теряю свое рыцарское обаяние, которое верой и правдой служило мне последние двадцать семь лет.

Она посмотрела на добродушное ребяческое лицо, и ей захотелось извиниться.

– Я не совсем свободна сейчас, – призналась она.

– Кто-нибудь, кого я знаю?

Грейси покачала головой и рассмеялась.

– Это не имеет значения. Этот вечер доставил мне огромное удовольствие, а с таким замечательным парнем, как вы, я давно не встречалась.

– От слова «замечательный» меня дрожь пробирает. Они посмеялись, затем он сказал ей:

– Можно вам снова позвонить? Отношения только на дружеской основе.

Грейси согласно кивнула головой.

– Это ведь самые лучшие отношения. Потом, готовясь ко сну, она спросила себя, почему ее не влечет к Тони. Он такой прямой, с ним так удобно и легко, он как соседский мальчишка. Таких обожают матери, потому что не видят в них опасности. Жизнь несправедлива, подумала Грейси. Вам кажется, что вы все рассортировали, проставили наклейки и разложили по полочкам ваши чувства, и в этот самый момент кто-то, подобно Моргану Дрейку, подкрадывается сзади и делает посмешище из всей вашей работы.

Он позвонил ей на следующий день, когда она собиралась уходить. Она услышала низкий тембр его голоса и почти физически почувствовала его присутствие рядом с собой.

– На работе ничего не произошло, о чем мне надо было бы знать? – спросил он. – Это проклятое совещание затягивается гораздо дольше, чем я думал.

– Документы, которые вы ожидали, получены сегодня утром. Я сделала фотокопии всех докладов и отправила их в чикагское отделение. Кроме этого, из срочных дел ничего больше нет.

Они говорили о работе, но Грейси все же ощущала какую-то напряженность. Он перечислял дела, которыми она должна была заняться на следующий день, а она слушала и делала на листке бумаги короткие пометки.

– Я, возможно, пробуду здесь еще пару дней, – сказал он через некоторое время, и сердце ее упало.

– Прекрасно, – сказала она бодро.

– Вам совсем необязательно быть такой жизнерадостной по поводу моего отсутствия.

Какой я еще должна быть? – подумала Грейси. Подавленной?

– Я вполне управляюсь здесь, – сообщила она, как бы не замечая досады в его словах. – Какая погода в Париже?

– Прекрасная.

– Отлично. Передайте привет Эйфелевой башне. Она начинала уставать от попыток казаться жизнерадостной, говорить с ним бодрым, бесстрастным тоном, как будто все было в ажуре и ее жизнь не трещала по всем швам.

В трубке возникла неловкая пауза, затем Морган с обвинительными нотками в голосе сказал:

– Я звонил вам вчера вечером. Ответа не было.

– Меня не было дома, – ответила Грейси, нервно облизывая пересохшие губы.

– Я так и понял. – Он говорил отрывисто и сухо. – Мне не пришло в голову, что вы могли специально не подходить к телефону. Где вы были? У Дженифер?

– Я ходила в бар около Таймс-сквер, – сказала Грейси и, пытаясь уклониться от подробностей, добавила:

– Замечательное место. Просторное. Стены увешаны картинами. По-видимому, местные художники за небольшую комиссию используют его для показа своих работ.

– Благодарю вас за эту ценную информацию, – задумчиво сказал Морган. – С кем вы там были? С сестрой?

– Нет.

Возникла еще одна пауза, и ей казалось, что она слышит, как работает его мозг, обдумывая ее ответ.

– С кем же тогда? – спросил он наконец. Грейси вздохнула. Она не сомневалась, что он не отвяжется до тех пор, пока не вытряхнет из нее имя человека, с которым она была в баре. Он был слишком принципиальным, чтобы легко отказаться от поставленной цели.

Ее вдруг осенило, что то же самое можно сказать и про нее. Он отступил, удивленный, вероятно, отказом лечь с ним в постель и признанием, что она никогда не спала с мужчиной. Но как долго это будет продолжаться? Ведь сказал же он ей, что препятствия для того и созданы, чтобы их преодолевать?

– Я была с Энтони Палмером, – сказала она, смирившись с судьбой. – Я встретилась с ним на вечере, который вы устраивали несколько…

– Я очень хорошо помню, где вы с ним встретились, – перебил ее Морган ледяным голосом. – Незачем мне напоминать об этом.

Грейси испытала внезапный прилив радости от его ревности, которую явно выдавал его тон. Она понимала: он ревнует не потому, что любит, а потому, что желает ее, а он не такой человек, который желает того, чего, как он чувствует, получить не может. Тем не менее, душа у нее пела. Губы у нее сложились в улыбку, и она на листке, на котором записывала его указания, изобразила круглое, как луна, ухмыляющееся лицо.

– Позаботьтесь о том, чтобы вся работа, которую я вам поручил, была сделана, – скомандовал он жестким тоном. – Я не хочу, возвратившись, найти папку наполовину не разобранных входящих документов.

Грейси хотела возразить, сказав, что он несправедлив. Разве был случай, когда бы она оставила работу незаконченной? Но она чувствовала его настроение и понимала: что бы он ни говорил, ее возражения в такую минуту могут привести только к словесной перепалке. Поэтому она закусила язык и сказала:

– Будет сделано.

– Очень хорошо, – рявкнул он и положил трубку. Она слегка поморщилась и тоже положила трубку. Сплошное очарование, подумала она. Как это я умудрилась влюбиться в тебя? Мир буквально напичкан гораздо более приятными людьми, которые соблюдают некоторые старомодные правила хорошего тона в обращении с женщиной и, например, не бросают трубку, разговаривая с ней.

Судьба подарила ему слишком много обаяния, интеллекта, силы и мужской привлекательности. Соединившись вместе, они выработали у него чувство спокойной уверенности, что он может получить все, что захочет, и он все получал. Как правило, без малейших затруднений.

Он опровергал своей личностью мнение о том, что за богатыми мужчинами охотятся женщины, интересующиеся только их счетом в банке. Морган, думала Грейси, является одним из тех мужчин, которые, даже не имея и гроша за душой, могут очаровать любую женщину до такой степени, что ее увлечение перерастет в наваждение. Она задавала себе вопрос, не из-за того ли он выглядит так привлекательно, что за его красивой внешностью скрывается безжалостность.

Как бы то ни было, она была наверху блаженства. Он не сообщил ей точную дату своего возвращения в Нью-Йорк, и она подумала с облегчением, что его пребывание в Париже в течение еще нескольких дней дает ей передышку, в которой она отчаянно нуждалась.

Вечером она пошла к Дженни отчасти из-за того, чтобы не оставаться одной в квартире и не копаться в своей душе. В этом занятии она до чертиков преуспела.

– Я только что собралась сама зайти к тебе, – сказала Дженни, открывая дверь.

– Надо понимать, что ты вот-вот расстанешься с костылями? – Грейси тепло поглядела на свою сестру. Та была в состоянии приподнятого ожидания, и Грейси объяснила его себе тем, что ее вдохновляет перспектива скорого выхода в свет.

– Я думаю сохранить их как сувенир, – хихикнула она. – Я буду на них поглядывать всякий раз, когда меня будет подмывать отчебучить что-нибудь непозволительное.

– Думаешь выйти на работу на следующей неделе? – спросила Грейси, следуя за своей сестрой в кухню и лениво разглядывая полку со специями в то время, как Дженни ставила на плиту чайник. Несмотря на жаркую погоду, ни одна из них не отказалась от пристрастия к чаю. Эта привычка всегда напоминала Грейси, что, как бы она ни любила Нью-Йорк, в душе оставалась все же англичанкой.

– М-м, – неопределенно промычала в ответ Дженни. – Хочешь печенья к чаю?

Грейси покачала головой, и они прошли в гостиную и плюхнулись на диван.

– Кажется, ты уже начинаешь скучать по Рики, хотя он отправляется в Париж только на следующей неделе?

Дженни закрыла глаза и облокотилась на подушку дивана.

– Мы не будет разлучаться, – сказала она вяло и, собрав в горсть свои волосы, откинула их за спинку дивана. – Мы любим друг друга. Морган не может этого понять, потому что никогда не любил. Если бы он любил, то понял бы, что это намного важнее какой-то глупой работы.

– Это вовсе не глупая работа. – возразила Грейси, втайне соглашаясь со словами сестры, но чувствуя себя обязанной защищать Моргана. – Рики должен со временем принять бразды правления в компании от Моргана. У него есть определенные обязанности.

– Ты начинаешь говорить языком его дядечки, – сказала Дженни, не открывая глаз. – Можно подумать, что ты влюбилась в него. Во всяком случае, обсуждать это глупо, потому как что будет, то будет, и никакие разговоры ничего не изменят.

Грейси с подозрением посмотрела на сестру. Дженни изменилась, это было очевидно. Но в ее природе были заложены черты, которые никогда не изменятся. Она всегда была пылкой и страстной, такой она и останется. Поэтому ее холодность вызывала удивление.

– Ты говоришь загадками, – сказала Грейси, стараясь не выдавать своего слишком большого любопытства. Это сразу насторожило бы сестру. – Но, возможно, ты и права. Даже если говорить об этом до бесконечности, то все равно ничего не изменится. Мне просто хотелось, чтобы у тебя стало легче на душе.

– Спасибо, – ответила беззаботно Дженни. – Я уже столько времени сижу взаперти, что рядом с тобой выгляжу совсем белой, правда?

Грейси нахмурилась, но вынуждена была сменить пластинку. Если Дженни не хотела откровенничать с ней, то ясно как день, что не было смысла пытаться принудить ее к этому. Дженни, когда хотела, могла окопаться так, что голыми руками ее не взять, и это был как раз тот самый случай.

Она пила чай и беседовала о своем свидании с Тони, заметив с неподдельным любопытством, что Дженни вышла из состояния апатии и проявила живейший интерес. Когда она начала спрашивать, серьезные ли у него намерения, Грейси засмеялась и сказала, что ей пора идти.

Упоминание о нем было ошибкой, так как еще отчетливее довело до ее сознания тот факт, что все ее чувства были завязаны в другом месте и ничего не осталось на долю Тони или, если на то пошло, кого-либо другого.

Она уже собиралась уходить, как вдруг Дженни бросилась ей на шею.

– Я так люблю тебя, сестричка, – сказала она. У нее были сухие глаза, но в голосе чувствовались слезы, и Грейси с волнением посмотрела на нее. Чувство неопределенной тревоги, которое она испытывала в последнее время, общаясь с Дженни, потрясло ее всю до основания.

– Что с тобой? – спросила она взволнованно. У нее было ощущение, что ей все стало бы ясно, если бы она внимательнее пригляделась к Дженни, но мысли у нее были слишком заняты другим, и ей недоставало свойственной ей проницательности, когда речь заходила о ее сестре.

– Ничего!

– Ничего? Ты уж не беременна ли?

– Не говори чепуху. Я знаю, что иногда делаю глупые вещи, но мне не приходило в голову спать с Рики на больничной койке, к тому же с ногой в гипсе.

Грейси вздохнула с облегчением.

– Разве я не могу время от времени тебя обнять, не вызывая высшей степени удивления? – Дженни усмехалась, но в ее глазах снова появилось упрямое выражение, означавшее: «Не дави на меня, у меня все в порядке».

Грейси пожалела уже не впервые, что матери нет в живых. Матери насквозь видят своих дочерей. Грейси же могла сделать только одно: принять на веру слова Дженни. Забот у нее было и в своей собственной жизни хоть отбавляй, так что она не могла взваливать на свои плечи еще и заботы сестры, к тому же даже не высказанные. У Грейси было всего лишь смутное предчувствие, что назревают какие-то события, но, призналась она себе, при ее нынешнем воспаленном воображении ее предчувствие может оказаться очень далеким от действительности.

На следующий день солнечная погода оборвалась, и Грейси ловила такси, чтобы поехать на работу, закрыв сумкой голову от хлеставшего дождя, который, казалось, наверстывает упущенное за долгие недели хорошей погоды. И конечно, приехала на службу вся вымокнув.

– Вам надо купить зонтик.

Грейси повернулась. Меньше всего она ожидала увидеть Моргана, но это был он. Стоя в дверях своего кабинета, он смотрел на нее с явным удовольствием.

– Вы же должны быть в Париже, – сказала она, как бы обвиняя его. Сердце у нее учащенно забилось, и, она почувствовала, что краснеет, когда заметила, как он рассматривает ее промокшее хлопчатобумажное платье, прилипшее к телу и отчетливо обрисовывавшее нежные бугорки ее грудей и контур сосков под лифчиком.

– Я оставил там Стюарта Ханвея паковать вещи. Помимо всего прочего, ему нужно набираться опыта.

Он подошел к тому месту у стола, где она стояла, и присел на краешек, его глаза оказались вровень с ее грудями. Они чуть не заболели – так им хотелось, чтобы их потрогали, и Грейси торопливо села.

– У меня есть список телефонных звонков, на которые надо ответить, сказала она, вынимая из ящика стола блокнот с записями. Она не знала, сколько времени он еще будет сидеть на ее столе, но его присутствие выводило из равновесия. Она могла бы немного расслабиться, если бы он прекратил смотреть на нее и стал смотреть на что-нибудь другое. Она вручила ему список звонивших и надеялась, что он оставит ее в покое.

– Спасибо, – сказал он, пробежав глазами сообщения. Он оторвался от бумаг, и их глаза встретились. – Я вам говорил по телефону, что мне хотелось бы внести кое-какие изменения в работу. – Он потянулся к папке, которая лежала сверху на стопке бумаг, зашел ей за спину и нагнулся к ней. Грейси чувствовала его теплое дыхание, когда он говорил, и сидела абсолютно неподвижно, боясь пошевелиться.

Она знала, он прекрасно осознает, что между ними возникает электрическое поле, и, по всей вероятности, специально создавал такую атмосферу, стоя чуть ближе, чем было необходимо.

Ее вдруг осенило, что он ведет свою игру: действуя постепенно, неторопливо, хочет совратить ее.

– Есть вопросы? – спросил он, закончив объяснения. Он выпрямился, и она почувствовала, как его серые глаза впились ей в спину.

– Кажется, нет, – ответила Грейси, стараясь сдержать волнение в голосе. Она демонстративно повернулась к своему компьютеру, вставила диск и стала искать нужную программу. Через некоторое время Морган возвратился в кабинет, и Грейси облегченно вздохнула.

Как ей это переносить? Стоя рядом с ней, он, казалось, говорил ей, что они желают друг друга, и искушал ее пойти ему навстречу, хотя не произнес ни слова об этом.

Она провела остаток дня в нервном ожидании, глядя одним глазом на работу, а другим – на дверь его кабинета, и ее тело вздрагивало всякий раз, когда он был в комнате вместе с ней.

Когда стрелки часов стали приближаться к пяти, она чувствовала себя как кусок туго натянутой проволоки, готовой лопнуть сию минуту. Она быстро убрала папки и чуть не побежала по коридору к лифту, не чувствуя за собой шагов до тех пор, пока Морган не оказался рядом.

– Вы сегодня очень спешите, Грейси. – сказал он, прислонившись к стене в ожидании лифта.

Грейси взглянула на него и почувствовала себя загипнотизированной его серыми глазами, которые, казалось, имели способность отражать всякие попытки к сопротивлению. Потребовалась вся ее воля, чтобы отвести от них взгляд.

– Вы убежали, прежде чем я успел сказать вам о нескольких исправлениях, которые нужно будет внести завтра утром, когда вы придете на работу.

– Вы могли бы оставить их у меня на столе. Прозвенел звонок лифта, и двери открылись.

– Отпустите лифт, – скомандовал он. – Пойдемте в зал совета, и мы с вами быстро пробежимся по ним.

– А завтра утром нельзя это сделать? – спросила Грейси с ноткой отчаяния в голосе.

– Я хотел бы, чтобы вы сделали это в первую очередь, а меня не будет до обеда. Я встречаюсь за завтраком с представителями компании «Сервейн».

Она вздохнула, смотря на закрывающиеся двери лифта так, как будто упустила брошенный ей спасательный круг. Она знала, что ее попытки избегать Моргана рано или поздно кончатся крахом, но они, по крайней мере, дают ей возможность выиграть время, чтобы придумать какой-то способ побороть свое влечение к нему.

Она молча прошла с ним в зал заседаний, осторожно оглядывая его, пока он закрывал массивные деревянные двери.

Он сел за большой продолговатый стол черного цвета и поманил ее пальцем. Грейси подошла к нему, и у нее появилось дикое импульсивное желание протянуть руку и дотронуться до него. Она тут же решительно сунула руки в карманчики платья.

Слушая, как он объяснял, чего хотел от нее, и кивая головой в знак согласия, она не совсем понимала, почему он не мог просто написать свои замечания на полях отпечатанного документа.

– Хорошо, – сказала она, когда он кончил говорить. – Кажется, я все поняла. Вы оставите документы у меня на столе или мне самой их отнести?

– О, я положу их сам, – сказал Морган прохладно. – Я не хочу вас задерживать ни на минуту дольше, чем необходимо.

Грейси посмотрела на него нетерпеливо:

– Разве я когда-нибудь жаловалась, что мне приходится задерживаться после окончания работы? – спросила она.

– У вас раньше не было парня. – Морган уставился на нее пристальным взглядом и больше не улыбался. Лицо у него было каменное и серьезное. Она могла бы почувствовать свое преимущество перед ним, так как она стояла, а он все еще сидел за столом, но такого ощущения у нее не было. В комнате было очень тихо, и она чувствовала, как тишина сгущается, не позволяя ей отвлечься и принуждая сосредоточить все свое внимание на человеке, глаза которого были прикованы к ее лицу.

– О чем вы говорите? – в замешательстве спросила заплетающимся языком Грейси.

– Я надеюсь, вы не пытаетесь вызвать у меня чувство ревности, – резко продолжал он. – Я, может, и не спал всю прошлую ночь, но я не намерен превращать это в привычку, и безусловно не одобряю женщин, которые прибегают к такой тактике.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – тупо повторила Грейси.

– Я говорю о вас и об этом Палмере, – сказал Морган, четко выговаривая каждое слово.

Глаза у Грейси округлились.

– О Тони?

Морган нетерпеливо скользнул по ней взглядом.

– Конечно, о Тони. О каком другом Палмере мог бы я говорить? О том парне, с которым вы встречались вчера вечером. Вы постарались швырнуть это мне в лицо, так ведь?

Вид у него был сердитый и насупленный, как будто он понимал, что ведет себя в несвойственном ему духе и сам был собой недоволен. Он встал и сердито смотрел на нее, а Грейси хотелось улыбнуться, потому что впервые с тех пор, как встретилась с ним, она увидела его в необычном состоянии дискомфорта. Он ревновал. Она заметила это вчера, когда он говорил с ней по телефону, а сегодня это еще более явственно проступало в окаменевшем выражении его лица.

– Мы с Тони ходили в ресторан на дружеский ужин, – сказала она спокойно, и вас это совершенно не касается.

– И?

– И что? Вы не имеете права вмешиваться в мою личную жизнь! То, что я делаю в свое свободное время, – это мое дело.

– Тони очень светский молодой человек, – сказал Морган мягко и задумчиво. – У него есть партнерша для женитьбы, которую он, вероятно, проверил до последней косточки. Это молодая девушка из Далласа с безупречной репутацией.

– Что это значит?

– Это значит, что вы не должны питать иллюзий.

– Спасибо за предостережение, – ответила небрежно Грейси и внутренне улыбнулась, заметив выражение бессильного бешенства на его лице. Она не любила играть в прятки, но почему она должна доставлять Моргану удовольствие, признаваясь, что Тони ничего не значит для нее?

– Вы не можете им увлечься, – сказал Морган тоном, в котором слышалась нотка нарастающего гнева. – Он не ваш тип. Слишком вялый. Никакого динамизма. Без фантазии.

– Может быть, это меня привлекает.

– Я знаю, что не привлекает. – Когда он говорил, в его голосе слышалась твердая уверенность, и Грейси почти желала оказаться увлеченной Тони хотя бы для того, чтобы увидеть, как вытянулось у Моргана лицо. Ведь провела же она не одну бессонную ночь, думая о нем.

– Вы ничего не знаете, – едко ответила Грейси, начинавшая получать извращенное удовольствие от реакций Моргана. – Вы только думаете, что знаете.

– Вам, Грейси, не к лицу дразнить людей. Вы хотите сказать, подумала Грейси, что вам это не нравится – Я никого не дразню.

Хорошо подумала Грейси, вы победили. Да, дразню. И, кажется, получаю удовольствие. Видимо, впервые за всю вашу жизнь обожающая вас женщина не поднесена вам, так сказать, на золотом блюдечке с каемочкой.

– Бытье Тони очень приятно, – сказала она искренне, старательно обходя заданный Морганом вопрос. – Он общительный, приятный и нетребовательный.

– По вашей характеристике он похож на размазню, чем он, по сути, и является.

Грейси удержалась от искушения громко рассмеяться.

– Я не думала, что у вас о нем такое нелестное мнение, – сказала она сдержанно.

– Я тоже не думал.

Это замечание, по-видимому, удивило самого Моргана не меньше, чем Грейси, и он неловко отвел глаза в сторону.

– Отнесите документы в кабинет, – вдруг сказал он, – и заприте за собой дверь. Вы знаете, где лежит ключ. Я еду домой. Встретимся утром.

Не успела она собрать исправленные документы в стопку, как он повернулся и вышел за дверь.

Положение усложняется, думала она, возвращаясь домой по мокрой и скользкой дороге: ее главная ошибка заключается прежде всего в том, что она позволила себе увлечься таким человеком, как Морган. Его мужское обаяние было очевидным, и ей следовало бы поостеречься и сразу же понять, что она имеет дело с человеком, способным неторопливо плести вокруг женщины паутину, из которой ей уже не вырваться, если она вовремя не спохватится.

Она не хотела признаваться Моргану в том, что Тони для нее ничего не значит, не столько из желания вызвать у него ревность, сколько для собственной защиты, но рано или поздно он узнает, что ни один человек на свете не способен вызывать у нее такую ответную реакцию, как он. Когда он это поймет, не перерастет ли его физическое чувство в любовь? Она сомневалась в этом. С самого начала у нее сложилось мнение о Моргане как о человеке, который отгородился высоким барьером от любви и романтики, и она много раз пыталась понять почему.

Правда, работой он упивался как алкоголь, но в его цинизме было что-то страшное. Дженни несколько раз говорила, что у его отца была несчастна? любовь, но, когда Грейси пыталась узнать подробности, она не могла что-либо добавить.

Впрочем, как бы то ни было, это не решало ее проблемы, не могло сдержать ее стремление к бегству.

Она ввалилась в квартиру с мыслями, которые находились за тысячу миль отсюда, и тут же направилась в ванную комнату, чтобы наполнить ванну горячей мыльной водой. Кондиционер в квартире был включен на полную мощность, и прохладный воздух приятно освежал тело. Она удивлялась, как она в Лондоне ухитрялась обходиться без него. Правда, летом в Лондоне никогда не было такой нестерпимой духоты, как здесь.

Может быть, думала она, ей следует возвратиться в Лондон, начать снова тихую и мирную жизнь и постараться забыть о Моргане навсегда? Время лечит все, в том числе и разбитое сердце.

Она опустилась в теплую воду и задумалась над тем, что она будет делать, если вернется в свою квартиру в Лондоне. За время своего пребывания в Нью-Йорке она сумела скопить кругленькую сумму денег. Зарплата у нее была очень хорошая, а арендная плата за квартиру номинальная.

Так что с деньгами проблем не будет. Грейси вздохнула, зная наперед, что, сколько бы ни мусолила эту идею, сколько бы ни убеждала себя, что ей будет лучше, если оставит Моргана, она не в состоянии принять решение покинуть Нью-Йорк.

Она окунулась с головой в воду и подумала: как все-таки приятно питать иллюзии, что ты можешь в любой момент убежать от своих эмоций. Но, когда соберется с силами, она сможет сделать это. Даже должна будет.

Она вышла из ванны, накинув на себя банный халат и завязав мокрые волосы полотенцем в виде тюрбана.

У нее не было никаких планов на этот вечер, и это ее вполне устраивало. Грейси всегда любила побыть сама с собой и использовать свободное время по собственному разумению.

В прошлом она научилась ценить моменты, когда была предоставлена самой себе, когда, например, Дженни исчезала с ее глаз на целый вечер. Дорожила она такими моментами и сейчас, хотя теперь ей уже не надо было выкраивать время, так как ее сестра была вполне счастлива и без нее.

Она уже собралась было включить телевизор, как вдруг заметила на полу у двери белый конверт. Он, наверное, лежал там и тогда, когда она только что вошла в квартиру, но голова у нее была занята другим, и Грейси, видимо, не обратила на него внимания. Она пересекла комнату, нагнулась и моментально узнала почерк на конверте.

Она вскрыла конверт и, читая короткую записку, думала, что ей следовало бы ожидать этого с самого начала.

Поведение сестры уже давно беспокоило ее, и она подозревала, что та что-то скрывает от нее. Теперь все встало на свои места.

Послание было лаконичным и конкретным. Рики и Дженни сбежали.

Дженни употребила именно это слово «сбежали».

Читая между строк, Грейси понимала, что ее сестра испытывала огромный душевный подъем, так как совершала в высшей степени волнующий и романтический поступок. Не было ни малейшего намека, указывающего на их местопребывание, а в конце Дженни приписала «извиняюсь», как будто, подумала Грейси, от этого извинения что-либо изменится.

Разумеется, Морган должен знать об этом. Грейси сидела на полу и тупо смотрела на записку.

Действия Дженни были скоропалительными, но они являются более или менее свершившимся фактом. Грейси не знала, посмотрит ли Морган на случившееся с этой стороны, но она была уверена, что он будет рвать и метать. Она никак не сможет убедить его, что это всего лишь очередная легкомысленная выходка юности.

Она подошла к телефону, нерешительно подняла трубку, набрала сначала номер телефона в его кабинете, а когда к телефону никто не подошел, – номер его домашнего телефона, который она узнала у телефонистки.

Ей послышалась нотка удивления в голосе Моргана, когда он узнал, кто с ним говорит.

– В чем дело? – сразу же поинтересовался он, и Грейси сухо подумала, что теперь ей, по крайней мере, не надо ломать голову над выбором выражений.

– Дженни и Рики уехали, – сообщила она без всякого вступления.

– Уехали? Куда?

– Не имею ни малейшего представления. Придя домой сегодня вечером, я обнаружила подсунутую под дверь небольшую записку, в которой мне сообщалось, что они сбежали. Никакого упоминания о том, куда они отправились и как долго там пробудут. Я понимаю, что немного можно теперь сделать, но я сочла, что вы должны об этом знать.

Наступила зловещая тишина, затем Морган голосом, готовым вот-вот взорваться, произнес:

– Говорите, мало что можно сделать? Все можно сделать. У меня имеется довольно ясное представление о том, куда они отправились, и я буду не я, если их не найду.

– Не делайте глупостей! – импульсивно воскликнула Грейси. – Оставьте их в покое. Они вернутся! Ничего хорошего не будет, если вы устроите погоню за ними.

– Он меня ослушался.

– Вы не господь бог, – сердито сказала она, – вы не можете рассчитывать, что Рики будет выполнять все ваши приказы, никогда не ставя их под сомнение.

– Не читайте мне проповедей! – жестко и резко обрушился на нее Морган. – Я подозреваю, что они улизнули в дом в долине реки Гудзон, где когда-то жила его мать. Я пару раз бывал там. Это идеальное убежище, вокруг – ничего. Они, вероятно, пробудут там пару деньков, а что они будут делать потом, – одному богу только известно. Черт побери! Мальчишка заслуживает королевской порки!

– А что конкретно вы намерены делать? – холодно спросила Грейси. – Тащить их обратно за волосы?

– Они слишком молоды даже думать о женитьбе, особенно в такой переломный для карьеры Рики момент.

Черт возьми!

Грейси начала даже сожалеть, что она все рассказала Моргану. Она знала, что Морган не возрадуется поведению племянника. Она лично считала, что они должны представить Моргану свои доводы и уладить этот вопрос. Но он был взбешен. Его приказы грубо попраны, и уже одного этого достаточно, чтобы привести его в неистовство.

Спорить с ним дальше по телефону было все равно что размахивать красным флажком перед быком, поэтому она сказала успокоительно:

– Утро вечера мудренее. Завтра утром все покажется не так страшно.

– Проклятый мальчишка! – ревел Морган, и Грейси отвела телефонную трубку на несколько дюймов от уха. – Меня здесь завтра утром не будет, и вас также! Мы возьмем машину, поедем в этот дом и с глазу на глаз решим весь этот вопрос! Если он хотел ослушаться меня, то мог бы, по крайней мере, не делать мне плевок в лицо!

Он бросил трубку, и Грейси была ошеломлена тем, что такое поведение начинает входить у него в привычку.

Очень типично для него, подумала Грейси, быстро переодеваясь в выцветшие джинсы и кофточку в полоску. Он поступает безрассудно, а я должна просто следовать за ним. Он ей даже не сказал, сколько времени займет эта поездка. На всякий случай она сунула в сумку смену белья и кое-какие необходимые мелочи.

Грейси уже собралась, когда услышала, как кто-то стучит в дверь явно в таком взвинченном состоянии, что даже не подумал нажать кнопку звонка.

Она открыла дверь, и ее чуть было не сбил с ног Морган, ворвавшийся в комнату.

– Готовы? – спросил он угрюмо, расхаживая по комнате, как зверь в клетке. Грейси кивнула головой.

– Я упаковала кое-какие вещи для ночевки. Я не была уверена, сколько времени займет поездка, так что…

– Очень хорошо. Сейчас почти шесть тридцать; если повезет, мы будем там сегодня же вечером.

Он развернулся и пошел к выходу, она быстро подхватила свою сумку и последовала за ним. Она никогда не видела его таким разъяренным, как сейчас. В повседневных отношениях с людьми он маскировал свой гнев под личиной циничной холодности, его лицо редко выдавало какие-либо эмоции, но сейчас он не считал нужным скрывать свое бешенство.

Они спустились в лифте молча, но, как только они оказались в машине с прохладным кондиционированным воздухом, он возобновил свои неодобрительные высказывания в адрес Рики.

– Нужно иметь смелость смотреть фактам в лицо, даже если ты не согласен, а не бегать от них, – резко сказал он, ведя машину по перегруженным транспортом улицам Манхэттена. – Он должен был бы обсудить этот вопрос со мной, а не идти по пути наименьшего сопротивления.

– Я думала, что он обсуждал этот вопрос с вами, – тихо сказала Грейси и была за это наказана мгновенным уничтожающим взглядом сбоку.

– Я не думал, что он так решительно настроен. Эти несчастные курсы продолжаются всего три месяца. Всякий здравомыслящий человек легко бы переждал это время.

Она хотела возразить, что любовь не всегда идет по пути здравого смысла. Не служит ли она сама тому наглядным примером? Поэтому она никак не могла согласиться с тем, что он говорил ей сейчас.

Машина медленно продвигалась вперед, Морган нетерпеливо стучал пальцами по рулю и ругал водителей, как будто медленно двигавшиеся машины скоплялись специально для того, чтобы задержать его.

Грейси смотрела в окошко на толпы людей на улицах и не вслушивалась в ворчание Моргана, так как она была слишком занята собственными мыслями, чтобы участвовать в разговоре. Она не представляла себе, чего они добьются, если даже они найдут Рики и Дженни, но она не осмеливалась сказать что-либо в таком духе Моргану.

Было уже начало восьмого, когда они наконец выбрались на федеральную дорогу, выходящую из Лонг-Айленда, и попали на шоссе, идущее параллельно реке Гудзон.

Морган уже восстановил самообладание, и Грейси отчасти с целью отвлечь его от больного вопроса о Дженни и его племяннике, но главным образом из-за того, что ей это было интересно знать, стала расспрашивать о реке Гудзон и ее окрестностях. Разумеется, она ожидала, что он будет хорошо осведомлен в этом вопросе, – ведь он прожил там почти всю жизнь, во всяком случае зрелые горы, но она была потрясена глубиной его знаний. Он знал все даже о художниках, воспевших реку, и смеялся, когда она шутила, что он все это придумал специально для нее.

Теперь они ехали быстро. Иногда перед Грейси открывались величественные, необозримые просторы реки. Они беседовали урывками, а воцарявшаяся в промежутках тишина была на редкость мирной и дружелюбной.

Ей хотелось бы узнать, испытывает ли и он такое же чувство, но тут же решила, что она выдает желаемое за действительное.

Она подумала, что ей следовало бы помнить, что у них не увеселительная поездка по живописным местам. И все же, откинувшись на прохладную спинку сиденья и расслабившись, она пребывала в блаженном состоянии.

Не было сказано ни слова о Тони, о раздраженном состоянии Моргана при уходе с работы всего несколько часов тому назад, и Грейси решила всеми силами избегать этих тем.

Его мысли были заняты вопросом, в решении которого, как он полагал, имеет право решающего голоса, не желая понимать при этом, что он не может навязывать свои нравственные нормы не согласным с ним.

Грейси чувствовала это инстинктивно – так же, как она чувствовала, что он разряжает свое нервное напряжение, стараясь развлечь ее разговором, демонстрируя перед ней свое остроумие и обаяние и доведя ее до такого состояния, когда она была готова забыть о цели путешествия.

Ей пришло в голову, что надо радоваться подвалившему маленькому глупому счастью, пока оно есть, так как оно исчезнет с такой скоростью, что не успеешь и оглянуться.