"Стенли Уаймэн. Волчье логово " - читать интересную книгу автора

мыслях. Все обращало на себя наше внимание: будь то хорошенькая девушка,
отставшая от цыганского табора, или оборванный солдат, безразлично дравшийся
по желанию господ на той или другой стороне, или пара бродяг, бредущих из
Валенсии (они называли себя "жонглерами") и распевавших песни на прованском
диалекте, или нормандский барышник с длинною вереницей лошадей, или вершины
Пюи-де-Дома, поднимавшиеся над овернскими холмами на востоке - созерцание
всего этого доставляло нам удовольствие.
Однако, мы никогда не забывали цели нашей поездки. Мы, часто разбитые и
измученные дорогой, никогда не поднимались утром, чтобы первой мыслью не
было: "Вот завтра или послезавтра (в зависимости от дня) мы устраним
беспокойство Кит". Да, все это было ради одной Кит, и вряд ли нам пришлось
испытать в другой раз такое чистое чувство высокого энтузиазма и
самопожертвования!
По пути мы почти не встречали знатных путешественников. Чуть ли не
половина французского дворянства была в Париже на праздниках по случаю
королевской свадьбы, так что мы не испытывали затруднения в перемене
лошадей. Хотя до нас и доходили предупреждения, что дороги не безопасны
из-за множества распущенной после войны солдатчины, но мы еще ни разу не
были остановлены и не подвергались каким-нибудь неприятностям в пути.
Я не намерен пересказывать все события первого моего путешествия, хотя
и вспоминаю о нем с удовольствием, или передавать все впечатления от
городов, через которые мы проезжали. Достаточно будет указать на Лимож,
Шатору и Орлеан, и что в Шатору нам пришлось испытать горькое разочарование
в одной из наших надежд. Мы ожидали, что у Безера при присоединении
подкрепления в Шатору будет задержка в перемене лошадей, и что поэтому,
двигаясь быстрее, мы сможем нагнать его и даже проскользнуть раньше его в
Париж. Но в Шатору мы узнали, что люди его ранее получили приказание
следовать вперед, в Орлеан, и ждать его там, так что он мог продвигаться
вперед до этого города без задержки. Он явно спешил, потому что, выехав из
Орлеана на свежих лошадях, достиг в полдень того же дня Ангервиля,
находившегося в сорока милях от Парижа, и, не останавливаясь, двинулся
далее, между тем как мы добрались туда только к вечеру шестых суток после
выезда из Кайлю.
Мы въехали на большой постоялый двор, который казался еще больше
благодаря сумеркам, до того измученные, что едва были в состоянии слезть со
своих седел. Наш слуга Жан взял в повод четырех лошадей и повел их в
конюшню. Несчастные, измученные животные, понурив головы, покорно следовали
за ним. Некоторое время мы переминались с ноги на ногу, расправляя
одеревеневшие члены. Вокруг же все было полно движения и суеты. Из открытого
окна над воротами доносился звон посуды, мелькали огни и слышались
торопливые шаги людей, бежавших по коридорам. Полумрак двора рассеивали два
только что зажженных фонаря. В одном из углов его двое кузнецов подковывали
лошадь.
- Они говорят, что нашим лошадям нет места, - объявил возвратившийся
Жан, почесывая голову с недовольно-сконфуженным видом провинциального слуги.
- Да и нет! - крикнул один из собравшейся перед нами кучки чьих-то
слуг.
Слова эти были произнесены нахальным тоном, а прочие заметно были
расположены поддержать его. При свете стоявшего на земле фонаря я мог
разглядеть, что все они носили значки одного хозяина.