"Петр Вайль, Александр Генис. Потерянный рай. Эмиграция: попытка автопортрета " - читать интересную книгу автора

волнующую эпическую поэму о своем огороде, детективную повесть о собирании
кактусов, увлекательную историю о фотографическом аппарате, к названию
которого тогда еще прибавлялось "для моментальных снимков".
Наверное, Чапек был не первым поэтом вещей. Ведь могли же масоны
опоэтизировать мастерок каменщика, а драматические таланты воспевать шапку
Мономаха. Но вряд ли кому приходило в голову восхищаться будильником или
потертым чемоданом. Чапек противопоставил миру великого и большого, миру, в
котором гремящие молоты куют мечи и орала, маленькую и незаметную вселенную.
Он составлял натюрморты из поистине мертвой природы - наперстка, ножниц,
стакана. Когда-то голландским живописцам это принесло славу...
Вся эта "чапековская" интерлюдия нужна лишь для того, чтобы доказать и
так бесспорный тезис о важности мелочей. Человек в мире вещей так же
естественен, как заяц в лесу. И тот, и другой образуют экологическое
единство, в основе которого лежат законы природы и сложившийся этикет.
Поэтому вполне понятно, что наши веши говорят о нас больше, чем мы сами. Их
обилие - свидетельство мещанства. Отсутствие - характеризует хозяина как
аскета или алкоголика (часто это совпадает).
Вещи - поэзия и проза нашего бытия. Они опьяняли ароматами натуральной
кожи и ослепляли блеском полировки. Они вносили в нашу жизнь экзотическую
роскошь заграничных этикеток. Приводили в эстетическое содрогание
хрустальным отблеском сервизов, Вызывали черную зависть и глухую ненависть.
Мораль советского общества придавала вещам особый привкус идеологического
разврата. Иметь или не иметь - равно означало вступление в конфликт с
властями. Советских людей часто делили на узколобых мещан, покрывавших полы
коврами в три слоя, на пижонов-фарцовщиков, публично осмеянных за
узко-широкие брюки, на диссидентов-бессребренников, унижающих общество
антисанитарным убожеством своих квартир.
Любой предмет эпоха способна украсить смыслом, превратив его в свой
символ. Стоит только представить себе сундук, как в памяти всплывают купцы
из пьес Островского. Кружева ассоциируются с Францией последних Людовиков.
Камин - с уютными диккенсовскими временами. В России веши говорят
значительно больше. Они стали идеологическим жестом, охотно Заменили
свободную печать и парламент. Начнем с квартиры. Она служит в первую очередь
убежищем от разбушевавшейся социальной стихии. Поэтому ее обстановка -
идеологическое достояние хозяина, противостоящее всеобщему конформизму. У
себя дома человек, как в бомбоубежище. Он спрятан от давящей силы
коллективного упрощения, поэтому, веши, собранные здесь - вызов обществу.
Все это не мешает всем интеллигентным домам быть похожими.
Естественным и главным предметом обстановки являются книги. Обычно их
тысячи штук. Чтобы разместить подобную библиотеку в малометражной квартире,
хозяевам приходится отказаться от прочих удобств своего жилья. Кухня,
прихожая, ванная в той или иной степени наполнены книгами. Но это не значит,
что они не лежат на подоконниках, радиаторах; или кресле-качалке. Кроме
того, книги используют в качестве ножки дивана, полставки пол сковороду и
опоры для телевизора.
Богатую интеллигентную квартиру от бедной; отличает не подбор
библиотеки и не размер ее, а количество книжных полок. Полки не покупают, а
строят. Специальные умельцы-столяра снабжают их хитроумными подвесными
устройствами, раздвижными стеклами и отделениями для укладки крупноформатных
альбомов по искусству. Люди попроще мастерят полки из краденных на стройке